Хозяин антимагии #6 Глава 1 Эта шестая книга серии Хозяин антимагии. Финал. Первую читать тут: https://author.today/reader/433453 * * * — Надо понаблюдать за ними, — решительно сказал я, не опуская подзорную трубу. — За кем? — устало переспросил Цеппелин. — Кирилл, нужно уходить, пока нас не заметили! Это настоящие безумие висеть здесь! — За вот этими, — я не отрывал взгляда от подзорной трубы, просматривая несколько ближайших плато, забитых тварями до отказа. — К тому же не думаю, что будет хорошей идеей вернуться в шестой круг миров прямо сейчас. Там нас явно ищут. Стоит ещё какое-то время побыть здесь, переждать. А заодно, возможно, удастся понять масштаб этой угрозы. — Масштаб, — вырвался нервный смешок у Ольги. — Мои силы на исходе, — Фердинанд с трудом выпрямился, опираясь на приборную панель. — Я только что переместил нас сюда, а ведь ещё будет переход обратно. Так что два часа максимум, и то если буду пить энергетики и пополню магический источник макрами. Мирослава — чуть больше, возможно, три. А после этого мы будем беспомощны как слепые котята. Станем лёгкой добычей. — Пяти часов мало, — я покачал головой. В уме уже начал прокручивать мрачные вычисления, подсчитывая примерное количество и темпы размножения монстров. — Мне нужны минимум сутки. А лучше полтора дня, — твёрдо сказал я. Потом посмотрел на соседнее плато и заметил там каких-то тварей с крыльями. — Поднимаемся на максимальную высоту. Я хочу всё рассмотреть, составить карту, описать виды, которые тут есть, это всё необходимо, чтобы оценить слабые места наших будущих врагов. — Но мы не сможем так долго держать купол! — возразил Цеппелин, и в его голосе чётко читалось отчаяние. — А если откроемся, то даже на такой высоте какая-нибудь тварь с острым зрением нас заметит! Какой-нибудь филант-разведчик тут же полетит на проверку! — А зачем нам держать маскировочный купол над всем кораблем? Я наконец оторвался от трубы и посмотрел на Фердинанда, пытаясь вложить во взгляд всю свою уверенность: — Вы с Милой можете держать только нижнюю полусферу или даже меньше. Главное, чтобы мы не были заметны снизу. А если поднимемся достаточно высоко, нас никто не увидит ни со стороны, ни сверху. Цеппелин и Мирослава переглянулись. — Да… точно, — выдохнула Оболенская, мгновенно оценив нагрузку. — Это снизит энергопотребление в три, а то и в четыре раза. Мы сможем замаскировать нижнюю часть корабля, продержимся, сменяя друг друга. — Тогда за дело, — кивнул я. — Вверх! «Гордость графа», затаив дыхание, медленно и плавно поползла ввысь и зависла под полукуполом невидимости над этими адскими архипелагами. Все, кроме воздушников, занятых жизненно важной работой, помогали вести подсчёт. Кучумов, Бадаев и Павлов, не говоря ни слова, взяли бинокли и подзорные трубы и присоединились ко мне. А Ольга тем временем вносила данные в толстую тетрадь, аккуратно записывая всё, что мы замечали. На следующий день можно было делать выводы. — Шесть плато заполнены до отказа, — бормотала Потоцкая, проводя карандашом тонкие линии по наспех нарисованной карте, — два наполовину. Остаётся… восемь свободных. Всего шестнадцать основных плацдармов. Монстры разные. — Да здесь почти весь бестиарий! — не выдержал Павлов. — Вообще очень странно, — продолжила Ольга, — что такие разные твари находятся в столь небольшом пространстве и не нападают друг на друга. — Ничего странного в этом нет, — вспоминая нечто подобное, ответил я. — Они одурманены, да и к тому же сыты, у них там, можно сказать, шведский стол. Муравьиды очень хорошо кормят тварей. — Да… — пробормотала под нос Ольга, — очень интересный феномен. Я ещё раз взглянул вниз. Шестнадцать гигантских плацдармов для вторжения в миры людей. Цифры были страшные. Если темпы сброса провианта и размножения постоянны… К концу первых суток наблюдений у меня созрел чудовищный вывод. Заполнение всех плато займёт около двух лет. Но, возможно, твари не станут ждать. Они атакуют раньше. Они могут обрушиться на колонии через полгода, а то и раньше. Я смотрел на это сборище. Сюда бы ядерный заряд. По одному на каждое плато. Уничтожить эту заразу раз и навсегда. Жаль, что за два года, даже с моими знаниями, не успею создать ничего подобного. Не хватит инфраструктуры и ресурсов. Нужен другой, отчаянный план. Как можно скорее вернуться в центральную колонию и бить во все набаты, поднимать тревогу. Но вначале надо поговорить с Дмитрием Романовым. Он видел, с чего начался прорыв в «Братске», а затем в «Новоархангельске». Друг обязан поверить мне. Возможно, ему удастся убедить в реальности угрозы отца — Императора. А тот направит сюда сильнейших магов с регулярной армией. Полтора суток непрерывных напряжённых наблюдений вытянули из команды все соки, выжгли душу дотла. Уже под вечер мы переместились в шестой круг миров. Магия воздушников работала на одной силе воли. Цеппелин и Мирослава были бледны как полотно, хотя Фердинанд и пытался сохранить маску уверенности, бормоча, что силы у него ещё есть и их хватит на ещё один переход. Но я-то видел истинное положение дел. Они то и дело подпитывались энергией от макров, но с каждым разом это выглядело всё более жалко и бесполезно. Когда маг истощён до предела, его каналы энергии трескается, и магия не задерживается в нём. Сначала они усваивали ещё около трёх четвертей заряда кристалла, затем едва ли половину, а сейчас, судя по бледному свечению макров в руках друзей, впитывалась от силы треть. Остальная энергия попросту рассеивалась в пространстве, яркими искрами уходя вникуда, словно жестокая плата за непосильную усталость. Их организмы были слишком измотаны, чтобы удерживать магический поток, и драгоценная сила безвозвратно утекала сквозь пальцы. — Ещё один переход, и ты вырубишься, Фердинанд, — констатировал я, глядя на его осунувшееся, почти прозрачное лицо. — Вы с Милой на пределе. Спускаемся в наше старое логово. Хоть на шесть часов. Надо отдохнуть, поесть горячего, дать вам поспать. Цеппелин лишь молча кивнул, не в силах даже возражать. «Гордость» взяла курс на наше логово, полностью прикрытая куполом невидимости. Но по мере приближения к тёмному зеву рукотворного грота, Мотя начал вести себя откровенно странно. Сначала он просто беспокойно забегал у меня по плечу, его длинные уши нервно подрагивали, улавливая неведомые мне звуки или вибрации. Потом он сорвался вперёд, на открытую палубу, и, встав на задние лапки, принялся жадно втягивать воздух, издавая тревожные цыкающие звуки. В ста метрах от входа его маленькое тельце напряглось, шерсть встала дыбом. — Что с ним? — тревожно спросила Ольга. Она лучше других знала язык зверей. Я не ответил. Всматривался вперёд. Мой зверёк никогда не ошибался. Его беспокойство было не капризом, не игрой, а безошибочным предчувствием беды, инстинктом, отточенным в дикой природе. Но впереди всё было абсолютно спокойно, ничего подозрительного. В пятидесяти метрах от тёмного, зияющего провала входа в пещеру я скомандовал: — Стой! Назад, полный назад! Мирослава, стоявшая у штурвала, вздрогнула и тут же рванула рычаги на себя. Дирижабль замедлился, замер на мгновение и начал пятиться. — Засада! — рявкнул Павлов, он первый разглядел во мраке шевеление. — В пещере! Их тьма! Из грота, словно из разворошённого улья, с пронзительным и режущим уши стрёкотом крыльев вырвался рой филантов. Они не могли нас увидеть, но явно почувствовали дирижабль. Твари рассыпались веером в разные стороны. Вскоре несколько протаранили маскировочный купол. Усики монстров усиленно задрыгались, когда они увидели дирижабль. Соблюдать тишину больше не было смысла. Я выхватил пистоль и не целясь всадил заряд в ближайшего филанта. Тварь испарилась, за секунду превратившись в мелкое месиво из хитина и внутренностей. Рядом Кучумов убил второго филанта, тот, объятый алым магическим пламенем, камнем рухнул вниз, в молочную бездну. Эти двое выдали нас, направив соплеменников в нужный сектор. Из многочисленных отверстий в скале, из-за корней тут же хлынули, словно чёрная лава, десятки солдат-муравьидов. Крупных, бронированных. Они, не суетясь, подняли свои хитиновые конечности, и в сторону дирижабля тут же полетели огненные шары, лезвия сжатого воздуха, даже какие-то ледяные стрелы. Королева… Ими управляла королева, и она нас явно ждала. Возможно, она даже изучала нас. Она как-то поняла, что мы можем вернуться, и подготовила достойный приём. — Включить антимагический модуль! Полная мощность! — скомандовал я, перекрывая грохот выстрелов и стрёкот крыльев. — Есть! — коротко отозвался Бадаев, дежуривший у пульта антимагического модуля. Знакомая давящая пустота обволокла дирижабль, заставив невольно содрогнуться. Вражеские заклинания рассыпались в прах, не долетая до обшивки и оставляя в воздухе лишь короткие вспышки и шипение. Часть филантов, видя бесполезность магических атак, развернулась и устремилась прочь. Странно. Если у них телепатическая связь с королевой, зачем улетать? Или это другая, независимая колония, и связь не работает на таких дистанциях? Мысли путались, но раздумывать было некогда. Остальные филанты теперь видели нас. Они летели, чтобы разделаться с нами клешнями и острыми пиками конечностей. — Преследование будет по всему сектору! — крикнул Павлов. — К орудиям! — скомандовал я, и рубка тут же взорвалась лихорадочной деятельностью. Заметил, как пушки начали заряжать картечными снарядами, а сами орудия направили в сторону летящих к нам тварей. — Улетаем! Отстреливаемся! Воздушники, измождённые до предела, получили короткую передышку. Пока работал антимагический модуль, им не нужно было тратить магические силы на защитные барьеры. Они могли лишь стоять, тяжело дышать, прислонившись к переборкам, и пытаться собраться с силами. Заметил, как Цеппелин судорожно глотал токсичное жёлтое зелье из маленького пузырька, это был мощный энергетик, дающий силы сейчас, но чреватый жутким откатом потом. И это было правильное решение, ведь на кону наши жизни. Я вглядывался в небо, в причудливые узоры облаков, ища спасения, ища хоть какого-то шанса. — Мирослава! Видишь эти длинные полосы облаков, вытянутые в тонкие струны, как будто их нарисовали по линейке? Она, с трудом подняв голову, взглянула в указанном направлении. — Да! Это высотное струйное течение! Очень сильный и стабильный поток! Скорость там… Цеппелин, услышав это, тут же сообразил, что я задумал. Он довольно оскалился. — Гениально и безумно! Поднимайся, Мила! Ловим этот поток! Это наш единственный шанс! «Гордость графа», отстреливаясь картечью от пытающихся приблизиться и протаранить нас филантов, резко задрала нос и рванула вверх. Казалось, что сами балки корпуса стонут от перегрузки. Особо сильно это стало заметно, когда я приказал отключить антимагический модуль. И магия, отвечающая за подъём дирижабля, подключилась к делу на всю возможную мощь. Стоило нам только подняться, как я почувствовал резкий, хорошо ощутимый толчок. Мощная невидимая река ветра подхватила нас и понесла с такой умопомрачительной скоростью, что заскрипели швы металлической обшивки. Цеппелин и Мирослава, забыв про усталость, подключили свою магию, не усиливая поток, а стабилизируя корабль и создавая дополнительное плавное ускорение. Дирижабль помчался словно выпущенный из пращи камень, постепенно отрываясь от жалких и беспомощных попыток преследования. Филанты, надеявшиеся нас перехватить, отставали, будто они шли пешком, а мы мчались на гоночном автомобиле. — Сколько до точки перехода в пятое кольцо миров? — спросил я, наблюдая за точками филантов вдали. — Минут сорок в этом потоке, — голос Мирославы вдруг сорвался от напряжения. Я оглядел команду: все были уставшие, но довольные. Они знали, что мы уже на финишной прямой. — Ничего, выдержим! — сквозь стиснутые зубы процедил Цеппелин, которому ещё предстояло открыть портал, а в глазах читалось: «Или умрём, пытаясь». Сорок минут адской, бешеной гонки по небесной автостраде. Сорок минут, когда каждый нерв натянут до предела, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Нам отчаянно везло. Муравьиды то и дело выставляли у нас на пути всё новые и новые заслоны филантов, но те не успевали даже среагировать, а мы уже проносились мимо, оставляя их в хвосте бушующего потока. Наконец Павлов, дежуривший у приборов, довольно кивнул: — Мы в нужном секторе. Можем перемещаться. Цеппелин тут же пошёл на нос. И вскоре портал в пятый круг миров разверзся перед нами багровым зевом, и дирижабль, почти не сбавляя скорости, влетел в него, едва не задев края энергетического разлома. Мы попали из огня да в полымя. Из стремительного, но контролируемого бегства мой дирижабль оказался в хаотичном зелёном кошмаре. «Гордость графа» содрогнулся, словно налетел на невидимую, но упругую стену. Мы попали. Впереди, куда ни глянь, простирались густые заросли длинных и упругих, как стальные тросы, воздушных водорослей, покрытых ядовитыми шипами, размером с кинжал. Они росли прямо из облаков и тянулись куда-то к солнцу, образуя непроходимую чащу. — Откуда они, чёрт возьми, взялись⁈ — проревел Кучумов, вставая на ноги после резкой остановки. — Я же говорил, что, когда тут хорошая погода, мир живой, — мрачно, сквозь скрежет зубов, пояснил Павлов, открывая дверь на палубу. — Тепло, влажно, много магических потоков в воздухе. Вот они и повылезали как грибы после дождя! Лианы с противным звуком обвились вокруг корпуса, впиваясь ядовитыми шипами в обшивку. Послышался отвратительный шелест, скрежет по металлу и треск рвущейся прочной ткани. — Не удержу! — закричала Мирослава, изо всех сил пытаясь выровнять теряющий высоту дирижабль. — Нас тянет вниз! Энергии в артефактах не хватает даже на стабилизацию! — Мила, держи. Держи! Я помогу, мы не упадём! — в голосе Фердинанда, впервые за всё путешествие, прозвучала неподдельная тревога. — Павлов! Кучумов! — обернулся я к магам огня. — Поработайте садовниками. Режьте эту паутину! Очищайте нам путь! Оба огневика не раздумывая выскочили на облепленную зелёными щупальцами палубу. Виталий работал словно огнемётчик, выжигая широкими размашистыми потоками малинового пламени водоросли у самого борта. Растения сгорали с густым чёрным дымом и тошнотворным запахом, словно это была шерсть. Павлов бил с хирургической точностью: сконцентрированными, тонкими, как игла, струями белого пламени, прожигавшими лианы на десятки метров впереди и по бортам, расчищая путь в этом зелёном аду. Дирижабль, содрогаясь и скрипя всеми швами, медленно, с огромным трудом, начал выбираться из смертоносного плена и метр за метром набирать высоту. Наконец с оглушительным треском последней рвущейся лианы мы выбрались. Перед нами открылся долгожданный просвет. Ещё немного, и мы уйдём выше этой чащи, в чистое небо. В рубке все как один выдохнули с облегчением, которое длилось ровно три секунды. Три секунды короткой обманчивой надежды. Стоило нам подняться над зарослями, как округу оглушил сокрушительный рёв. Это была виверна, не та, со шрамом на крыле, что встретилась нам месяцы назад. Эта была больше. Она была угольно-чёрной. Её маслянистая чешуя слегка бликовала на фоне заходящего солнца. Размером она превосходила нашу «Гордость», как кит — рыбацкую лодку. Её пасть разинулась в устрашающем жутком рыке, полном такой первобытной и всепоглощающей ярости, что кровь буквально стыла в жилах. Виверна уже пикировала на нас, явно считая израненный, едва держащийся в воздухе дирижабль лёгкой, гарантированной добычей. А за её мощными кожаными крыльями виднелась ещё одна такая тварь. Две виверны. Две исполинских, разъярённых владычицы небес, несущихся на нас, на команду, у которой не осталось ни сил, ни магии. Если вам нравится книга, поддержите автора лайком — это займёт всего секунду, но для создателя книги станет настоящим подарком! Глава 2 Мозг, привыкший к анализу, оценивал шансы с холодной, почти отстранённой точностью. И эти шансы стремились к нулю. Дирижабль завис в десяти метрах от ядовитых растений. Сейчас он был идеальной мишенью: почти неподвижной, сильно израненной. Ветер, гулявший над стеблями, свистел в пробоинах обшивки «Гордости графа». Он завывал. Каждый порыв сотрясал повреждённый каркас, напоминая, что судно висит над бездной лишь благодаря самоотверженной работе двух магов-воздушников и магических артефактов подъёмной силы. Я вцепился в поручень, осматривая врагов. Первая виверна была угольно-чёрной, вся в шрамах от былых битв. Её чешуя отливала маслянистым блеском. Вторая, со светло-серой чушуёй, висела чуть поодаль, и её поведение красноречиво говорило само за себя. Тварь не летела в атаку сломя голову, а внимательно следила за старшей, словно юный ученик, перенимающий опыт у матёрого хищника. Вспомнил теорию из бестиария, всё указывало на то, что это молодая неопытная особь, ещё только обучающаяся ремеслу убийцы. — Цеппелин! Купол невидимости, сейчас же! — крикнул я. Фердинанд, бледный как полотно, судорожно вздохнул. Его руки дрожали, а пальцы пытались сложиться в уже знакомый жест. Я видел, как мужчина пытался перебросить последние крохи сил с удержания корабля на создание купола. Но резервов не осталось. Граф закатил глаза и безвольно осел на пол рубки, потеряв сознание. — Он слишком измождён… я тоже уже без сил… — голос Мирославы оборвался. Она, державшая штурвал, едва стояла на ногах. «Гордость графа», лишившись поддержки одного из магов, снова медленно и неумолимо поползла вниз. — Виверна собирает заряд! Огненный шар! — проревел Павлов. В пасти чёрной особи уже клубилось багровое свечение, собирая огненную магию в смертоносный заряд. Нужны были варианты для спасения, но уклоняться некуда. Однако сдаваться я тоже не намерен. Оставалось только одно: отчаянная, почти суицидальная ставка, чтобы выжить. — Сергей! Антимагический модуль! Полная мощность! — выкрикнул я, принимая единственно возможное решение. Бадаев, не раздумывая, рванул рычаг. Знакомая давящая пустота накрыла «Гордость». Тут же исчезла подъёмная сила магических артефактов, вшитых в обшивку. Магия воздуха Мирославы была подавлена. Она ахнула и отпустила штурвал, едва устояв на ногах. Дирижабль, державшийся лишь на честном слове и остатках магии, камнем рухнул вниз. В этот же миг из пасти старой виверны вырвался багровый сгусток. Огненная струя пронеслась в метре над дирижаблем. На миг всё вокруг поглотил ослепительный свет и оглушительный треск. В десятке метров от нас запылали ядовитые растения, тут же поднимая в воздух клубы чёрного дыма с невыносимым запахом палёной шерсти. «Гордость графа» с грохотом плюхнулась на упругие стебли, завалившись на бок. Старая виверна, недовольно рыкнув, зависла в воздухе, наблюдая за нами и медленно размахивая здоровыми крыльями. Эта тварь была опытна, умна и, по всей видимости, осторожна. Испытав ещё несколько раз нашу защиту на прочность, она выжидала. Жёлтые бездонные глаза изучали нас, выискивая слабину. А вот вторая, молодая и нетерпеливая, оказалась очень агрессивной: она с оглушительным визгом спикировала на дирижабль. Приземлившись на корпус, виверна начала рвать обшивку, которая не могла выдержать когтистого натиска. Металл скрежетал, каркас трещал. А чёрная особь по-прежнему висела в воздухе, наблюдая, словно принимала экзамен у младшего сородича. — Парни, к пушкам! — закричал я. — Оля, подмени Сергея! Кучумов с Павловым побежали к носовой части, спотыкаясь на накренённой палубе, а мы с Бадаевым — к кормовым орудиям. Молодая тварь заметила движение в окнах гондолы и ринулась по обшивке к нам. Дирижабль резко накренился от переноса веса, и виверне пришлось взлететь. Она подставила своё тело под удар. Павлов и Бадаев выстрели почти в упор из заряженной картечью пушки. Снаряд угодил в основание крыла молодой твари. Раздался сухой хруст костей. Тварь взвыла от боли, пытаясь отлететь от огрызнувшегося врага, но повреждённое крыло не слушалось. Она беспомощно закрутилась и свалилась в гущу растительности где-то по левую сторону от нас. Но это была лишь временная передышка. Старая виверна вновь вступила в схватку. Не сумев пробить антимагический щит, крылатая тварь перешла к физической атаке. Она спикировала прямо в центр гондолы. Её целью на этот раз было раскромсать нас как консервную банку. Когтистые лапы впились в разорванную обшивку. Дерево и металл трещали. Виверна оторвала кусок борта вместе с дверью в соседний отсек. Густой удушливый дым от полыхающих рядом растений тут же хлынул внутрь. Я закашлялся, глаза заслезились. Против когтей и зубов антимагия бессильна. Мы отползали в соседний отсек, спотыкаясь в полутьме, которую едва пробивали аварийные светильники. И тут сквозь клубы дыма прямо перед нами возникла морда. Огромная, покрытая блестящей чёрной чешуёй, с горящими жёлтыми глазами с вертикальными зрачками. — Ольга, отключай модуль! Огневики, вперёд! — рявкнул я. Давящая пустота исчезла. Павлов тут же метнул в виверну шаровую молнию. Разряд брызнул снопом искр в её бронированную морду. Кучумов направил с десяток фаерболов, пытаясь достать до глаз. Но виверна лишь фыркнула, а пламя слегка опалило её веки, не причинив реального вреда. Она была практически неуязвима для магии огня. Я выхватил пистоль с рунами, прицелился в ближайший немигающий глаз твари и нажал на спуск. Раздался оглушительный хлопок. Я ожидал как минимум увидеть смертельную рану, а максимум разорванную морду. Ведь это был не простой пистоль, а с рунами. Пуля попала точно в цель. Но я смог лишь лишить тварь глаза. Остатки студенистой жидкости брызнули в разные стороны. Чудовище взревело от нестерпимой боли и дёрнулось назад, с размаху задев один из бортов. Пистоль выпал у меня из рук и, звякнув, улетел в тёмный угол разрушенного отсека. Тварь, разъярённая до предела, вновь начала собирать в пасти багровый сгусток энергии. Командной рубки больше не было, а следовательно, и антимагического модуля. Я потянулся в ту сторону, где лежали ящики с антимагическим веществом, но было слишком поздно. Сгусток в пасти уже сформировался в здоровый огненный шар. И тут, откуда ни возьмись, на морду чудовища вскочил Мотя. Мой маленький бесстрашный зверёк словно разъярённая белка впился коготками в кожу вокруг уцелевшего глаза и принялся яростно его царапать. Виверна замотала головой, пытаясь сбросить назойливого вредителя. Сгусток энергии в её пасти поплыл, потерял форму. В этот миг хвост чудовища, взметнувшись, обрушил потолок в отсеке, где хранились мои сундуки с антимагическим веществом. Раздался оглушительный грохот. Я увидел, как часть отсека вместе с сундуками отделилась от корабля и полетела вниз. А один сундук раскрылся в воздухе, и несколько пробирок выпали. Одну из них на лету поймал Сергей. — Кирилл! — крикнул он. — Давай сюда! — ответил я, находясь ближе всех к монстру. Бадаев метнул в меня бесценную пробирку. Ловля почти в кромешной тьме, под рёв чудовища… Но я поймал. Холодное стекло упёрлось в ладонь. И в этот самый момент виверна, наконец стряхнувшая Мотю, снова собралась плюнуть в нас огнём. Я не раздумывая швырнул пробирку с антимагическим порошком прямо в разинутую пасть. И та, попав в сгусток формировавшейся энергии, разорвалась на множество осколков. Тварь словно захлебнулась, затрясла головой, пытаясь откашляться. Багровое свечение в глотке погасло, сменившись клубами чёрного дыма, вырывавшегося из ноздрей. Виверна не могла больше использовать магию! Но её ярость лишь удесятерилась. Тварь с новой силой принялась крушить всё вокруг, отламывая от гондолы всё новые и новые куски. И в одну из образовавшихся дыр с криком провалилась Ольга. Я тут же рванул к ней, чтобы спасти, но схватил лишь воздух. Успел увидеть, как фигура девушки кувыркаясь катится вниз по одному из гигантских листьев. Её одежда — прочный костюм военного кроя с ремнями — зацепилась за острые, как бритвы, шипы ядовитого растения. Через мгновение Ольга повисла вниз головой на армейском ремне. Явно растерянная, напуганная, но она была жива. Следующие десять минут стали бесконечной пыткой. Ослеплённое чудовище, ведомое лишь яростью и болью, не прекращало атак. Мы отстреливались из всего, что было под рукой: пистолей, ружей, даже сигнальных ракетниц. Пули и заряды отскакивали от прочной чешуи, словно горох от стены, лишь сильнее распаляя виверну. А мой пистоль с имперскими рунами, с трудом найденный в тёмном углу, больше не мог причинить вред из-за антимагии, действовавшей в зоне головы чудища. Павлов и Кучумов, слившись в едином порыве, пытались пробить корпус виверны, но огнём сделать это было невозможно. Мы пятились по изуродованному коридору, отчаянно отбиваясь и чувствуя, как с каждым ударом когтистых лап по корпусу наша «Гордость графа» всё ближе к окончательной гибели. В воздухе висели пыль, дым и горький привкус безысходности. Мы не столько сражались, сколько отсрочивали неминуемый конец, покупая драгоценные секунды ценою последних сил. Радовало только то, что Ольге удалось скрыться и, возможно, она выживет и встретит помощь, а также доложит о том, что мы видели в седьмом кольце миров. Люльки не осталось, мы лезли по каркасу дирижабля внутрь, в технические помещения. Возможно, там я найду что-то, что сможет нам помочь. И тут с нижнего яруса донёсся истошный, полный боли и ужаса вой. Это была вторая виверна. — Мы погибнем! — зарыдала Мила. Цеппелин, еле передвигавшийся по обшивке корпуса, нашёл в себе силы подойти и обнять княжну. А я посмотрел в здоровую дырку, где ещё минут десять назад была пассажирская люлька с рубкой. Из дыма прямо по растениям ползла серая виверна. В тот же миг угольно-чёрная тварь, до этого занимавшаяся выковыриваем нас из корпуса, вспорхнула. А дальше произошло нечто невообразимое. Серая особь резко взметнулась вверх. Она набрала высоту и тут же спикировала, но не на нас, а на старшую, чёрную. Молодая вцепилась ей прямо в шею! А потом направила внутрь раны огненную магию. Прошло уже минут десять-пятнадцать с того момента, как антимагический порошок взорвался у чёрной во рту. Антимагия больше не действовала. Огромная старая виверна, ещё секунду назад бывшая владычицей положения, затрепетала в предсмертной агонии, её тело обмякло, и она рухнула вниз, увлекая в бездну и убийцу. В наступившей тишине, оглушительной после грохота боя, мы так и стояли, минут, наверное, пять, а может, и десять, пытаясь переварить увиденное. Даже не верилось, что мы выжили, и было непонятно, почему молодая виверна напала на старую. Да и как она могла лететь, она же была ранена в крыло? И тут из дыма, прямо к нам, по изгибающейся от тяжести растительности, поползла серая особь. А на шее у неё сидела Ольга, испуганно смотревшая в нашу сторону. — Вы живы⁈ — первое, что сказала девушка, когда мы её втянули в корпус разбитого дирижабля. — Зоокинез… — прошептала Мирослава, отшатнувшись от Потоцкой, словно от чумы. — Но… это же запрещено! За это… за это смертная казнь в империи! — прошептал ошеломлённый Бадаев. Все смотрели на Ольгу со страхом и какой-то брезгливостью. Все, кроме меня. Потоцкая, тяжело дыша, обвела взглядом присутствующих и остановила его на мне. — У меня не было выбора, — тихо сказала девушка. — Это был единственный способ спасти вас. Потом её взгляд снова устремился на меня, полный вопроса и вызова: — А ты, Кирилл, почему ты не удивлён? — Знал, — просто ответил я. — Ты… знал? — переспросила Ольга, и в её голосе прозвучало недоумение. — Да. Ещё год назад, когда ты помогла мне с Мотей, я попросил одного друга с хорошими связями узнать про тебя. Девушка с удивлением смотрела на меня, ожидая продолжения, и я не стал её разочаровывать: — Дело Потоцких: нападение на ваше родовое поместье. Родители убиты, старшая сестра Софья едва не надругана… а младшая, совсем юная маг жизни, проявила невероятную силу, буквально через день после инициации, чтобы защитить её. Ты тогда применила запрещённый зоокинез. Напустила на нападавших их же монстров, которых они взяли с собой, чтобы прикрыть злодеяния. — Но откуда ты знаешь это? Этого не знают даже мои тёти и дяди. Всё засекречено! — Дмитрий Романов, — лишь сказал я, продолжив. — Тебя оправдали только потому, что тебе едва исполнилось восемнадцать, и суд счёл это аффектом. Но клеймо осталось. Путь в официальную магию для тебя был закрыт. Ольга смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых читались и боль от воспоминаний, и шок от того, что я знал её самую страшную тайну. — И зная это… ты всё равно взял меня в экспедицию? — Твои знания, твой ум, твоя связь с фауной были слишком ценны, чтобы от них отказываться, — сказал я. — А насчёт запрета… Я усмехнулся. — Что смешного? — не выдержала девушка. — Представь врага, контролирующего боевых грифонов или имперских скакунов под гвардейцами Императора. Страшно? Да. Но что, если я создам ошейники для таких животных с микродозой антимагического вещества? Никакой зоокинез тогда не сработает. Твоя магия не опасна, как и антимагическое вещество. Но всегда найдётся тот, кто применяет её со злым умыслом. А мы с тобой… служим нашей империи. Мои слова повисли в воздухе. На лицах команды читалась борьба: вековые страхи и имперские запреты против только что пережитого ужаса и факта нашего спасения. — Она спасла нам жизни, — твёрдо сказал Павлов, первым прервав молчание. — Всё остальное — демагогия для кабинетных инквизиторов. — Именно, — поддержал я. — И наше главное оправдание находится в тех сведениях, что мы везём. Ольга, ты помогла спасти не только нас, но и, возможно, тысячи жизней в колониях. Мы доложим о готовящемся прорыве, и твоя роль не последняя в этой истории. А с учётом перспективы создания антимагических ошейников… Думаю, я смогу договориться с царской семьёй. В этот момент слабый стон привлёк наше внимание. Цеппелин в ужасе схватился за голову. — Сундуки… — мучительно прошептал Фердинанд. — Наши трофеи… они же… все там… — он слабо махнул рукой вниз. — Три месяца работы… пропали, — мрачно констатировал Кучумов, смотря на обломки, разбросанные по стеблям здоровых растений. — Мы их никогда не найдём в этих джунглях. — Без паники, — сказал я, и все взгляды снова устремились на меня. Я полез во внутренний карман сюртука и достал серебряные карманные часы. Циферблат был чист, но секундная стрелка мелко подрагивала. А стоило их наклонить, и она чётко показала куда-то вниз. — Закрытые сундуки экранированы контуром Фарадея. Но один из них раскрылся. Там были макры для подпитки и пробирки. Антимагия никуда не делась, господа и дамы. Она там. А где один сундук, там рядом и остальные. Я повернулся к команде, чувствуя, как усталость отступает перед новой целью. — Фердинанд, Мирослава, ваша задача сейчас оценить, возможно ли как-то восстановить «Гордость графа», дать задание остальным, а самим вздремнуть хоть парочку часов. — Восстановить дирижабль невозможно! — тут же вспылил немец. — Дорогой, — Мила взяла и погладила его руку, — всё возможно. Нам не нужно создавать что-то монструозное и сверхнадёжное, надо лишь подняться в воздух и долететь до точки открытия портала. Тот прищурился, явно задумываясь, а потом решительно кивнул. — Есть у меня одна идейка. — Ну вот видишь, — Оболенская положила голову графу на плечо, — я же знала, что ты что-нибудь придумаешь. Я посмотрел на свою команду: она была полна решимости как никогда. — Евгений, Сергей, Виталий, вы помогаете нашим воздушникам. — А ты? — А мы с Ольгой отправимся на поиски сундуков, — я повернулся к до сих пор стоявшей в шоке девушке. — Твой Горыныч всё ещё подчиняется тебе? Она как-то неуверенно кивнула, и лицо озарила лёгкая улыбка. Глава 3 Спуск на спине приручённой зоокинезом виверны оказался испытанием на прочность не только для нервов, но и для всего опорно-двигательного аппарата. Это не было плавным парением вниз — это был именно спуск. Монстр с трудом перебирался по гигантским стеблям. Движения были резкими, отрывистыми. Могучие когти с глухим скрежетом впивались в растительную плоть, а всё тело виверны каждый раз содрогалось, бросая нас из стороны в сторону. Приходилось прижиматься к шее твари, обхватывая руками, и чувствовать, как напряжены мышцы Ольги, вцепившейся в мой пояс сзади. Хватка виверны была железной, но доверия к этому импровизированному скалолазу у меня и у моей спутницы явно не прибавлялось. — Держись крепче! — крикнул я, почувствовав, как пальцы девушки на мгновение ослабели после особенно сильного рывка. В ответ она лишь глухо вскрикнула и обхватила меня ещё сильнее, прижавшись всем телом. Я накрыл левой рукой сцепленные на моём животе пальцы. Они заметно дрожали. Сквозь тонкую ткань перчаток и сюртука я чувствовал это предательское биение страха. Но иного пути не было. Без постоянного незримого давления Оли на волю твари мы бы уже давно стали её обедом. — Оля, сколько ещё сможешь её удерживать? — спросил я, стараясь говорить спокойно, хотя сам едва удерживал равновесие. — Сейчас… сейчас Пуся почти не сопротивляется, — проговорила девушка, и её голос звучал прямо у моего уха. — Пуся? — удивлённо переспросил я. — У меня так в детстве кобылу звали, — смущённо сказала Потоцкая, — а ты против? — Нет, пускай будет Пуся, — невольно улыбнулся я. Понимал, что этим простым разговором отвлекал Ольгу от страха. Она даже ненадолго прекратила дрожать. — А вначале было сложно захватить её разум? — Первые минуты требовали огромных затрат, чтобы подавить волю. Теперь… это как вести на поводке злую, но уставшую собаку. Магии тратится немного. При таком расходе я продержусь, наверное, часов восемь. Может, больше. — А если связь прервётся? — уточнил я, уже догадываясь об ответе. — Она тут же нападёт. Это же хищник, а не ездовой зверь. Вот именно. Если с Ольгой что-то случится здесь, в этой гигантской чащобе, обратный путь для меня будет закрыт. А шанс на спасение превратится в главную угрозу. Мы спускались всё ниже. Яркий изумрудный свет, пробивавшийся сверху, начал меркнуть, сменяясь грязно-серыми, а затем и бурыми тонами. Солнечные лучи сюда практически не проникали. Пришлось зажечь артефакт, чтобы разглядеть хоть что-то на расстоянии нескольких десятков метров. — Интересно, — пробормотал я, глядя на изменение пигментации у растений. — Смотри, хлорофилл деградирует. Без фотосинтеза он просто не нужен. — Значит, они вообще не используют свет? — сразу же откликнулась Ольга, её голос, живой и заинтересованный, раздался прямо над ухом. — Но как тогда выживают? — Судя по всему, это сапрофиты, — пояснил я, чувствуя, как даже в такой адской обстановке просыпается учёная натура. — Питаются разлагающейся органикой. Скорее всего, вся эта гигантская экосистема существует за счёт круговорота отмершей прямо здесь, в воздухе, массы. — Как огромный компостный червь, — тут же дополнила магесса, и я почувствовал, как она слегка взволнованно ёрзнула у меня за спиной. — Только в виде леса… Но тогда их корневая система… она должна быть не для всасывания воды из почвы, а для… — Для фильтрации воздуха и улавливания органических частиц, — перебил я, увлёкшись. — Или, что более вероятно, учитывая их агрессивность… — Растения-хищники! — воскликнула Ольга, опередив мою мысль. — Питаются тем, что падает сверху! Насекомыми, мелкими тварями… — А может, и не только мелкими, — мрачновато добавил я, всматриваясь в сгущающуюся бурую мглу внизу. — Не удивлюсь, если мы встретим неизвестные науке экземпляры хищной растительной фауны. Возможно, даже специализированные растительные ловушки. Воздух становился спёртым, влажным и тяжёлым, пропахшим гнилостной органикой. Ирония заключалась в том, что мои магические чувства, настроенные на твёрдую почву, оставались мертвы: в этом парящем мире не было и крупицы настоящей земли, хотя её запах мерещился повсюду. Сейчас мы проходили сквозь уровень, где должны быть облака и где в сильную непогоду прятались местные растения. Дышать здесь стало ощутимо сложнее. Внезапно Ольга замолкла на несколько секунд, а затем я почувствовал, как её голова совсем по-детски, устало и доверчиво, опустилась мне на спину, между лопаток. — Знаешь, Кирилл… — её голос прозвучал приглушённо, но ясно. — Со всеми этими нашими приключениями, новыми открытиями, чудовищами… я ни разу не скучала за эти три месяца. С тобой… чертовски интересно. Именно в этот момент виверна, перемещаясь с одного ствола на другой, сорвалась и повисла на одной лапе. Мы качнулись над чернеющей пропастью, и у меня ёкнуло сердце. Ольга вскрикнула, и её хватка ослабла. Инстинктивно откинулся назад, успев схватить девушку за запястье, прежде чем её отбросило вниз. Лицом к лицу мы повисли над бездной: я тянул Олю к себе, пока виверна с трудом возвращала точку опоры. — Всё в порядке? — выдохнул я, усаживая девушку перед собой. — Держись крепче. Она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и обхватила мои руки, прижавшись спиной к моей груди. Дыхание было частым и прерывистым. Следующую четверть часа спускались без приключений. Я дважды доставал часы-детектор и слегка корректировал направление. Внезапно с одной из сторон раздался звонкий, пронзающий писк. Мотя под сюртуком тут же засуетился, выбравшись наружу. Зверёк завращал своими огромными ушами-радарами и начал принюхиваться. Вскоре нашу незадачливую альпиниаду попыталась прервать стая мелких юрких тварей, похожих на летучих мышей с кожистыми перепонками и острыми, как бритвы, коготками. Это были алые крыланы, названные так из-за характерной окраски. Они с пронзительным визгом пикировали на нас, пытаясь впиться в чешую виверны, но она была им не по зубам. Мне же, держась одной рукой, пришлось отмахиваться от крыланов саблей. Они были слишком быстрыми. В какой-то момент я не выдержал и, достав пистоль, выстрелил в самую гущу стаи. Усиленный заряд с грохотом разорвал воздух, и как минимум десяток тварей разлетелся на куски. Остальные крыланы ненадолго отступили, но вскоре набросились с новой силой. Ситуацию спас Мотя. Он стал то и дело на мгновение открывать защитный купол. Это продолжалось минут пять, а потом воздух стал ещё более влажным и приобрёл едкий химический запах, по всей видимости, мы пересекли невидимую границу, за которой начинались владения других, куда более опасных хищников. И крыланы, пронзительно завизжав, разом умчались прочь, не желая становиться чьей-то добычей. На нашей одежде и открытых участках кожи осталось несколько мелких рваных ран, но, к счастью, ничего серьёзного. Единственным, кто извлёк выгоду из этой стычки, был Мотя. Умудрившись схватить пару тварей, он с довольным видом уплетал их, усевшись на чешуе виверны. Вид у зверька при этом был такой, словно он выиграл крупный куш, а в пасти у него изысканные пирожные с кремом. Наконец мы достигли относительно ровной площадки, сплетённой из толстых ветвей. Я достал серебряные часы. Циферблат по-прежнему молчал, но секундная стрелка, мелко подрагивая, уверенно указывала направление. — Ведёт, — удовлетворённо констатировал я. — Пошли, мы где-то близко. Сначала стрелка вела нас чётко в одну точку, но вскоре начала метаться, указывая то туда, то сюда. — Чего это она так, словно взбесилась? — спросила Ольга. — Это, должно быть, рассыпавшиеся пробирки, — предположил я. — Большинство, наверное, уже разрядилось, но некоторые, упавшие рядом с макрами, ещё могут работать. Главной целью были не они. Обойдя огромный, похожий на лопух лист, мы нашли то, что искали: мои сундуки. Двенадцать массивных, окованных металлом ящиков, прочно связанных канатами в единое ожерелье. Они летели вниз и ломали ветви, пока наконец не встретили соответствующую их весу преграду. Связка надёжно зацепилась за ветви, словно новогодняя гирлянда за ёлку. Один из сундуков был открыт, крышка отсутствовала, видимо, оторвалась в момент падения. Он полностью растерял своё содержимое. Жалко, конечно, но что тут поделаешь. Когда я начал отвязывать сломанный сундук, заметил, что это не все неприятности. Один из ящиков наполовину провалился в какую-то студенистую массу. — Чёрт, — выругался я, едва не наступив на один из шипастых стеблей, растущих прямо из этой непонятной субстанции. Я ткнул саблей в отросток, и он мгновенно среагировал, с шипением свернувшись. Это было какое-то хищное растение. Сундук лежал в липкой полупрозрачной жиже. Попытка вытащить его за верёвку ни к чему не привела. Он застрял крепко, словно приклеился. Я попробовал поддеть сундук ножнами, но жижа оказалась невероятно вязкой, и я едва не потерял их. Пришлось идти на риск. Подобравшись как можно ближе и периодически отбиваясь саблей от раскрывающихся и закрывающихся шипастых отростков, я вскрыл верхнюю часть сундука. Дерево внизу уже было разъедено, но стеклянные пробирки, к счастью, уцелели. Перебросил их Ольге, которая ловко складывала ёмкости в подол плаща. Так мы спасли чуть больше половины содержимого. Нижнюю часть, погружённую в пищеварительный сок, пришлось бросить. Достать их было невозможно. Распихал склянки по уцелевшим сундукам. — Ладно, хоть это спасли, — проворчал я напоследок. Ольга заставила виверну надеть на себя импровизированные бусы из десяти сундуков, и мы отправились наверх. Обратный путь с грузом, по ощущению, занял целую вечность. Мы с Ольгой были измотаны, а виверна, таща на себе дополнительные сотни килограммов, тяжело дышала и двигалась всё медленнее и медленнее. Когда мы наконец поднялись к тому месту, где осталась «Гордость графа», мне открылась картина кипучей деятельности. Под руководством Фердинанда команда времени даром не теряла. Используя уцелевшие баллоны с гелием, которые извлекли из разорванной обшивки дирижабля, они соорудили два воздушных шара. Надо отметить, что таких баллонов в корпусе было аж двадцать штук. И, по уверению главного конструктора, даже при потере половины дирижабль должен был держаться в воздухе. Мы же потеряли четырнадцать, и даже тогда конструкция ещё держалась в воздухе. Вот что значит гениальный инженерный ум и шикарный предел прочности. Павлов и Кучумов использовали магию огня для точечного нагрева: сварили из лёгких алюминиевых обломков каркаса две неказистые гондолы. Сергей Бадаев установил в них по уцелевшей руне левитации, снятых с дирижабля, чтобы уменьшить вес и облегчить подъём. — Ну что, Кирилл, — сказал Фердинанд, довольно оглядывая свои творения, — встречайте ваш новый воздушный флот! — Умеешь ты удивить, — я доброжелательно похлопал его по плечу. На каждый шар погрузили по пять спасённых сундуков, подвесив их снаружи на верёвках. — Ольга, — тихо сказал я, отведя девушку в сторону. — Тебе придётся отпустить Пусю. — Но почему? Я ведь могу на ней лететь. Пуся намного быстрее этих шаров! — Именно поэтому. Она примчится к порталу первой и напугает всех, кто там будет. И кроме того, — я посмотрел девушке прямо в глаза, — о твоих способностях лучше не знать посторонним. Пока я не договорюсь с нужными людьми, это должно оставаться тайной. Отпусти её. Ольга неохотно кивнула. Она подошла к виверне, положила руку на её морду и что-то прошептала. Глаза чудовища закатились, и оно обмякло на листве, погружённое в глубокий магический сон. — Она проспит минимум полчаса, — сказала Ольга, возвращаясь. — Дальше… будь что будет. Команды расселись по шарам: в одной гондоле оказался я, Ольга, Мирослава и Павлов; в другой — Цеппелин, Кучумов и Бадаев. Погода, к счастью, была спокойной. В ином случае на наших убогих шарах пришлось бы не лететь, а выживать. Но это не отменяло других проблем: во время боя были потеряны три свитка телепортации, и их, к глубокому сожалению, не удалось отыскать. Придётся выкручиваться на месте. Движение к точке перехода в пятый круг миров было медленным. Воздушники, Цеппелин и Мирослава, берегли силы, управляя шарами лишь для корректировки курса. Основную тягу обеспечивали огневики, создавая реактивные импульсы позади гондол. Мы ловили попутные воздушные течения, стараясь экономить магические силы. Двигались к месту, где висел красный буй — ориентир для открытия порталов. Приблизившись к нему, мой «флот» привлёк внимание. Вскоре к нам подтянулся корабль авантюристов. Это был потрёпанный, но внушительный воздушный шар, точнее, не один, а как минимум десяток шаров, объединённых в один. Название «Серые вороны» хорошо читалось на табличке, установленной на одном из бортов. Люлька была почти вся увешана трофеями убитых в этом мире монстров и мешками с ценными растениями. Увидев наше состояние, капитан, коренастый детина без правого уха, предложил «помощь». — Свиток телепортации? — он усмехнулся, услышав нашу просьбу. — Конечно продам! Сто тысяч золотых. Это была грабительская цена, завышенная как минимум в десять раз, но другого выхода у нас не было. Я, не моргнув глазом, согласился. Но едва я дал ответ, как мужчина тут же изменил условия. — Ой, ошибся! Сто пятьдесят! И… те сундуки, что у вас снаружи висят, в придачу. А то, не ровен час, вы мне фальшивки подсунете. — А не слишком ли ты оборзел⁈ — сквозь зубы процедил Павлов. — Это дело государственной важности! Мы должны предупредить… — Государственной? — капитан фыркнул. — Вы в таком виде и дело государственной важности? Мы вас в первый раз видим! Он осклабился, а его люди, окружавшие наши шары на более мелких аппаратах, своего рода воздушных шлюпках, засмеялись. Ольга вся пылала от негодования. — Да как они смеют! Может, я… — девушка подалась вперёд. — Нет! Не стоит, — я резко остановил её. — Никакой магии. — Но это же настоящий грабёж! — возмутился Павлов. Конфликт нарастал. Авантюристы уже открыто поглядывали на наши сундуки, явно считая, что мы скрываем настоящие сокровища. Переговоры зашли в тупик. Отдавать им своё антимагическое вещество я не собирался. В этот момент Мирослава, стоявшая рядом, тихо тронула мою руку. — Кирилл, — прошептала она, — я чувствую… колебания. Рядом вот-вот должен открыться портал. Я мгновенно сориентировался. — Готовность! — тихо скомандовал я своей команде и жестом передал сигнал Цеппелину во вторую гондолу. Последовала мгновенная реакция. Над нашими убогими шарами вспыхнули два магических купола. Но они были разными, как и их создатели. Над гондолой Цеппелина барьер возник резко, с сухим хлопком сжимающегося воздуха. Он был собран на чистой силе воли. Над нашим же шаром купол, сотканный Мирославой, проявился плавно, как струящийся шёлк, мерцающий переливающейся дымкой. Он был тоньше, но невероятно эластичным, готовым принять и растянуть удар. Но у наших собеседников были другие планы. И кто-то с очень хорошей реакцией стоял за гарпуном. Стрела вонзилась прямо в нашу люльку у самого низа. И тут же длинная верёвка натянулась. Команда «Серых воронов» успела зацепить нас! — Держитесь! — крикнул Павлов, видя, как наш шар дёрнуло в сторону пиратов. Он попытался поджечь трос, но тот явно был пропитан защитой от огня. В дело почти сразу вмешался Мотя. С яростным цыканьем он метнулся к месту удара. Его крошечные, но острые, как бритвы, зубки сомкнулись на толстом канате. Раздался сухой щелчок, и верёвка, уже натянутая как струна, лопнула, беспомощно хлестнув по воздуху. Используя этот миг и последние запасы маны, огневики и воздушники сделали отчаянный бросок. Сзади рванули реактивные струи пламени, а сами гондолы, ведомые незримой рукой воздушных магов, рванули в сторону, указанную Мирославой. В этом месте начал открываться портал. Мы проскочили в светящуюся воронку телепорта буквально за мгновение до того, как из неё в этот мир зашёл корабль с охотниками. Неудачливые пираты остались с носом и обрывком верёвки в руках. — Я запомнила эту банду, — с холодной яростью проговорила Ольга, глядя на закрывающийся портал, за которым мелькали разъярённые лица авантюристов. — «Серые вороны». Они известны своими грабежами под видом помощи. Я повернулся к девушке, всё ещё чувствуя адреналин в крови. — Не переживай, — сказал я, и в голосе прозвучало не просто утешение, а обещание. — Я с ними ещё посчитаюсь. Но не сейчас. Сейчас у нас есть дела поважнее. Оказавшись в четвёртом круге миров, мы без приключений добрались до Синибирска. Там настало время расставания. Цеппелин и Мирослава остались в городе-колонне. Фердинанд, не теряя энтузиазма, уговорил меня: — Кирилл, дай мне неделю! Я организую спасательную экспедицию. Вытащим каркас «Гордости»! Восстановить его будет быстрее, чем строить новый с нуля! — Фердинанд, не рискуйте понапрасну, — попытался я образумить друга. — Мы не будем рисковать! — уверенно парировала Мирослава, обнимая любимого. — Если увидим, что погода портится или там слишком опасно, сразу вернёмся. Обещаем. Я сдался, оставив решение на их усмотрение. Ольга тоже осталась в Синибирске: ей нужно было найти сестру и поскорее переехать ближе к центральной колонии. А я с Павловым, Кучумовым и Бадаевым нанял самый быстрый из доступных кораблей и отправился в сторону дома: через портал в третий круг, а оттуда на поезде до центральной колонии. Стоял на палубе, глядя на убегающие в багровой дымке очертания Синибирска. Тяжесть ответственности давила. Всё наше приключение, те опасности, которые пережили — всё это имело смысл только в одном случае: если мне удастся убедить Дмитрия Романова в реальности угрозы. Империя должна узнать правду. Она должна готовиться к войне. Но предупреждение это как крик в пустоте. Нужно предложить решение. И у меня в голове, опираясь на увиденное в седьмом кольце, уже зрели первые обрывочные планы. Чувствовал, как внутри закипает жажда действовать, и я не собирался её подавлять. Глава 4 Наконец стук колёс стих. Вместо него раздалось шипение пара и скрежет тормозов. Поезд был коротким: локомотив и два вагона. Один — для меня и моих людей. Второй — почтовый, для перевозки машины. На вокзале центральной колонии царила оживлённая суета. На перроне сразу бросилась в глаза группа серьёзных людей с оружием. Охрана предприятия знала, что я везу ценный груз и прибываю вне расписания. Едва выйдя с вагона, я отдал первые распоряжения. — Десять сундуков из почтового вагона немедленно в мою лабораторию, — обратился к старшему из охраны. — Организуйте усиленный караул. Малейшие попытки посторонних приблизиться пресекать на месте. — Есть, — коротко бросил он и тут же занялся делом, раздавая распоряжения своим людям. Я повернулся к Евгению Павлову и Сергею Бадаеву. — Вы немедленно отправляетесь с этим же локомотивом в «Яковлевку», — сказал я, глядя на усталые лица служащих. — Ваша задача — оценить наши производственные возможности, провести инспекцию литейного и вагоностроительного производства. Мне нужны точные цифры: что мы можем произвести, в какие сроки и в каком количестве. Через неделю буду проводить здесь стратегическое совещание. Жду вас на нём. Я видел, как Бадаев, повидавший угрозу в седьмом кольце собственными глазами, напрягся, осознавая всю тяжесть поручения. — И, Сергей, — добавил я мягче, — привези с собой брата Николая. И отца. Как бы Пётр Арсеньевич ни брюзжал и ни отнекивался, его совет сейчас очень нужен. Скажи ему, что я намерен задействовать весь интеллектуальный потенциал семьи Бадаевых. — Младшего брата тоже взять? — заинтересовано спросил Сергей. — Бери. — Привезу. Отец будет тронут вашим доверием. — Что касается тебя, Виталий, — я повернулся к моему верному огневику, — выдвигайся в Балтийск для оценки ситуации с добычей водорослей. Если вскоре начнётся эта «заварушка» с тварями, я должен быть уверен, что эликсиров первой помощи в достатке. Кучумов тут же с готовностью кивнул. — Узнай, как работают капитаны, нет ли сбоев с логистикой, всё ли в порядке с переработкой, — перечислил я. — Вернуться ты должен к совещанию. И тут я заметил, как по его лицу, несмотря на всю спешку и решимость, пробежала тень неуверенности. Мужчина с беспокойством посмотрел в сторону моих предприятий, видневшихся на горизонте. Я понял, что его тревожит. — Виталий, семья — это не отвлечение от дела, — положил руку мужчине на плечо. — Это та крепость, ради которой мы все эти дела и вершим. Поезжай, переночуй с ними. Завтра на дневном поезде отправишься в Балтийск. Одни сутки погоды не сделают. Лицо вассала просияло от облегчения, и он уж было ринулся искать извозчика, но я остановил. — Куда ты? — усмехнулся я. — Поедем с комфортом. По моей команде из распахнутых дверей почтового вагона выкатили «Волго-Балт». Мы сели, и вскоре бронированный автомобиль плавно понёс нас по улицам разрастающегося поселения. Бывшая деревушка вокруг моих производств стремительно превращалась в городок: здесь уже красовались двух- и трёхэтажные здания, а инфраструктура позволяла обеспечивать всем необходимым не только рабочих, но и их семьи. В этом небольшом городе было две школы, а также колледжи фармацевтики и технических специальностей, готовившие кадры для империи Пестовых. Мы подъехали к дому Кучумова. Это был небольшой ухоженный особнячок, располагающийся на участке в один гектар. Жена Виталия разбила там фруктовый сад. Солнце уже клонилось к закату, когда дети во дворе увидели подъезжающее к дому авто и бросились к нему, смеясь и крича. На пороге появилась возлюбленная Виталия с годовалым ребёнком на руках. Её глаза сияли, а на лице застыла безграничная радость от долгожданной встречи. Кучумов расплылся в улыбке, забыв на мгновение о делах и предстоящей войне с монстрами. Я наблюдал за этой идиллической картиной, и в душе поднялась знакомая горьковато-сладкая волна воспоминаний. Из прошлой жизни всплыл образ отца-геолога, вечно пропадавшего в командировках. Его редкие приезды становились для нас с матерью настоящим праздником. Вспомнил, как мы ходили в однодневные походы, рыбачили на затерянных озёрах или просто играли в настольные игры, если на улице дождь. В эти моменты я был бесконечно благодарен отцу за то, что, несмотря на усталость, он всегда находил силы на качественное время с семьёй, а не отлёживался на диване. Это воспоминание заставило по-новому взглянуть на предстоящие дела. И я понял: моим людям нужна передышка, хотя бы короткая. Чтобы они могли просто почувствовать себя счастливыми. Уже собирался ехать к семье, когда меня перехватил Осип Гурьев, мой главный управляющий. — Кирилл Павлович, добро пожаловать! — он слегка запыхался. — Не ожидал, что вы прямо с поезда… — Времени на раскачку нет, Осип, — прервал я. — Как дела на алхимическом производстве? А с железной дорогой всё в порядке? Осип привык к моей прямой манере и тут же перешёл к делу, сыпля цифрами. Всё шло как по маслу, но меня волновало другое. — Ты случаем не в курсе, где сейчас Дмитрий Романов? — спросил я, перебивая управляющего. К моему удивлению, Осип развёл руками. — У меня точной информации нет, ваше сиятельство. Но завтра с утра попрошу Лёню к вам заскочить, он наверняка знает больше. — Хорошо. И ещё, отправь весточку в Балтийск. Срочно вызовите ко мне Василия Меркулова. — Сделаю, — кивнул Осип, и на его лице появилась тень гордости. — Телеграфная связь теперь налажена. За время вашего отсутствия мы протянули телеграфные линии даже до самых отдалённых колоний, не то что по центральным. Это позволяет отслеживать не только всё движение поездов, но и перемещение людей по колониям. Я с одобрением кивнул. Созданная мной инфраструктура начинала приносить стратегические дивиденды. Взглянув на карманные часы, я с досадой убедился, что время уже позднее. Ехать в новое родовое поместье, где сейчас жили мать и сестра, не было смысла. Я поехал в старый дом, расположенный здесь же, в поселении. Завтра всё равно нужно на производство, а тут рукой подать. Следующим утром, едва я успел прогнать остатки сна крепким кофе, приехав с первыми лучами солнца в свой кабинет, ко мне вошёл Лёня Гурьев. Юноша с тёмно-каштановыми взъерошенными волосами и большими зелёными глазами с каждой новой встречей становился серьёзнее и взрослее. В его осанке и взгляде чувствовалась уверенность человека, осознающего свою ответственность. Он был уже не просто смышлёным пацаном, а главой разведывательной сети, основанной в вокзально-театральном комплексе «Павловска». — Кирилл Павлович, — начал он без лишних предисловий, — через наши каналы проходит огромный объём информации, но установить точное местонахождение Его Высочества пока не удалось. Он не при дворе и не в своих обычных резиденциях. Но я его обязательно найду. Дайте только время. — А вот времени, Лёня, у нас нет. Найди Дмитрия как можно быстрее, — я протянул парню запечатанное письмо. — И передай лично в руки. В нём я прошу о срочной аудиенции. Лёня взял конверт с видом заправского резидента. Эта встреча лишний раз подтвердила, что Павловский вокзал стал для меня не только культурным центром, но и мощнейшим инструментом влияния и сбора информации. Проводив Лёню, я наконец смог сосредоточиться на накопившихся делах. Мои глаза с удовлетворением время от времени скользили по десяти сундукам, аккуратно поставленным около двери в лабораторию. Я уже поменял макры и планировал в свободное время заняться производством антимагических пластин и модулей. Но, к сожалению, сейчас было не до антимагии. Осип Гурьев вновь зашёл ко мне, на этот раз с кипой бумаг, требующих подписи. Пока мы разбирали текущие документы, дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул его брат, Иван, ведавший алхимическим производством. — Входи, — кивнул я. — Как успехи? Его доклад был обнадёживающе скучным: всё шло по плану, производственные линии работали без сбоев, объёмы выпуска эликсиров и реагентов стабильно росли. Та самая рутина, которую я в иное время мог бы счесть застойной, а сейчас готов ценить на вес золота. Стабильный тыл и предсказуемый доход были тем самым фундаментом, на котором можно выстроить оборону против надвигающегося хаоса. Лишь на исходе следующего дня мне удалось вырваться в новое родовое поместье. Подъезжая, я невольно залюбовался: особняк, возвышавшийся на холме, был куда величественнее старого дома прадеда, что когда-то сгорел дотла. Белоснежные стены, просторные террасы, высокие окна — всё говорило о возрождённом и приумноженном величии рода Пестовых. Мать и Тася встретили меня на крыльце. Мы прошлись по роскошному саду, утопающему в розах — маминой страсти. Их аромат заполнял воздух, а клумбы были разбиты с таким же вкусом, с каким обставлена гостиная. Дорожка вела к небольшому чистейшему пруду, в котором плавали здоровые золотистые карпы. Рядом стояла ажурная беседка, увитая плетистыми розами. — Кирилл, наконец-то! — с мягким упрёком сказала мама, обнимая меня. — Мы с Тасей так старались, всё обустраивали к твоему приезду. А ты… мало того, что сразу не появился, так и сейчас приехал к самому вечеру. Неужели нельзя было выделить нам чуть больше времени? — Братец, ты же обещал! — тут же подхватила Тася, хватая меня за руку. Её глаза сияли не столько от радости встречи, сколько от предвкушения. — Бал в честь моего восемнадцатилетия! Он же через семь месяцев! Ты говорил, что он будет самым грандиозным в истории колонии! Ты вообще помнишь о своём обещании? Все мои подруги только об этом и говорят! Я чувствовал, как по спине ползёт тягучее чувство вины. Они были здесь, в своём уютном безопасном мире, полном планов на балы и новые шторы, а в моей голове стоял оглушительный рёв ветра седьмого кольца и всплывали картины чудовищного питомника. Как разорваться? Как объяснить, что их «важные» заботы — песчинка перед лавиной, что надвигается на нас всех? — Конечно, помню, — заставил я себя улыбнуться, освобождая руку от цепких пальцев сестры. — И бал будет таким, что в столице заговорят. Я уже дал указание Смольникову начать подготовку. Мысленно же я составлял список: проверить запасы макров, ускорить производство бронелистов для поездов, запросить у Яковлева партию вездеходов для теста в полевых условиях… Мой внутренний монолог был прерван появлением слуги. — Ваше сиятельство, из «Новоархангельска» прибыл господин Меркулов. — Отлично, — кивнул я, с облегчением хватаясь за предлог уйти. — Проводи его в мой кабинет. — Опять! — недовольно всплеснула руками мать. — Кирилл, сынок, ты только приехал! Уже снова за дела? Да сколько же можно? — Дела, мама, не ждут, — мягко парировал я, целуя её в щёку. — Обещаю, завтра постараюсь освободиться раньше. Это была ложь во спасение, и мы оба это понимали. В кабинете меня уже ждал Василий Меркулов. Он оказался на редкость оперативен. — Как только получил вашу телеграмму, сразу выехал, ваше сиятельство, — доложил он, слегка уставший, но собранный. — Не сомневался, что вопрос не терпит отлагательств. Его отчёт о положении в «Новоархангельске» и Балтийске был обстоятельным. Город рос, административный аппарат работал словно часы. Особенно меня порадовали данные о «сафари» на монстров. — Это начинание приносит стабильный и весьма солидный доход, — с деловым видом констатировал Василий. — Часть средств я планирую направить на развитие колоний следующего кольца: на инфраструктуру и создание крепостей, опорных пунктов. Это послужит и нашей безопасности. — А как успехи с очисткой океана от тварей? — поинтересовался я. — Работа идёт, — уверенно ответил Меркулов. — После вашего отъезда Дмитрий Михайлович заменил адмирала Клюкова на более деятельного. Зубов — новый командующий. Он человек действия, и, я уверен, менее чем за год справится с поставленной задачей. Признаться, большую часть оперативной работы в море ведёт его помощник. Очень толковый офицер. — И кто же этот трудяга? — спросил я больше для проформы. — Вы его знаете, ваше сиятельство, Амат Жимин. Я невольно поднял брови. — Амат? Но он должен был как минимум ещё год учиться в Кронштадте! — Не удивляйтесь, — Василий усмехнулся. — Создаётся впечатление, что он и так знает всё, чему там могут научить. Я кивнул, делая вид, что не вижу в этом ничего особенного. В этом и правда не было ничего удивительного, если помнить, что в теле юного Амата жил не студент, а опытный архимаг, чей возраст перевалил за три сотни лет. Прошло несколько дней, заполненных работой, тревожным ожиданием и тем временем, которое я выкроил для семьи. Мама, не оставлявшая попыток устроить мою личную жизнь, организовала два «скромных» семейных ужина, на которые были приглашены очаровательные дочери наших соседей. Я отбивался от этих деликатных сватовств с вежливой, но железной учтивостью, вызывая у матери вздохи разочарования. В качестве отвлекающего манёвра я возобновил наши с Тасей уроки вождения. По сложившейся уже традиции мы мчались на «Волго-Балте» по просёлочным дорогам, и её счастливый смех, смешивавшийся с рёвом мотора, на несколько минут прогонял из моей головы тени грядущей войны. И вот, когда я уже начал терять надежду, пришло долгожданное приглашение от Дмитрия Романова: явиться в администрацию центральной колонии. Я отправился немедленно. Кабинет Дмитрия поражал своей сдержанной, но внушительной роскошью. И сам друг показался мне изменившимся. В его осанке, во взгляде чувствовалась тяжесть власти, сделавшей его спокойнее и сдержаннее. Он не бросился ко мне с расспросами, как бывало раньше, а остался сидеть за массивным столом с серьёзным лицом. — Кирилл, рад, что ты цел и невредим, — начал друг. — Но прежде чем говорить об открытиях, доложи о положении дел в колониях, вверенных твоему попечению. Мой отец, Император, желает знать: как обстоят дела в «Новоархангельске»? И как поживает город-крепость Балтийск? Надеюсь, ты не забыл о них, погнавшись за призраками в воздушном секторе? Я был слегка ошарашен таким приёмом, но быстро взял себя в руки. Чётко, почти по-военному, я изложил ему всё, что мне сообщил Меркулов, добавив данные от Осипа Гурьева. Доложил о развитии колонии, росте грузопотоков и стабилизации обороны. По мере моего доклада строгие складки на лице Дмитрия разгладились, а в уголках губ появилась лёгкая улыбка. — Вот видишь, — произнёс он, и в голосе впервые прозвучали знакомые нотки. — Есть у тебя один талант, который мне, пожалуй, не переплюнуть. — Какой? — недоверчиво спросил я, посмотрев на Митю. — Ты находишь людей. Людей, которые видят суть дела и горят им. Меркулов тому доказательство. Да чего Меркулов! — он с лёгким смешком покачал головой и начал загибать пальцы на руках. — У тебя они все такие. И Бадаевы, и Черепанов, и братья Гурьевы, и твой огневик Кучумов, и Лунев с Марсовым, и Смольников, и Цеппелин. Как ты умудряешься собирать такие самородки вокруг себя? Я лишь улыбнулся и пожал плечами. А что тут ответить? Словно убедив себя, что даже когда я нахожусь в другой части колоний, дела всё равно делаются, Дмитрий перешёл к сути. Его взгляд снова стал тяжёлым, почти мрачным. Он откинулся в кресле, сложив пальцы домиком. — Так, — тихо произнёс он. — Теперь говори. Что ты там увидел? Что заставило тебя мчаться сломя голову и вырывать меня из всех государственных дел? Я вижу в твоих глазах не просто проблему, Кирилл. Я вижу пропасть. Сделал глубокий вдох. — Пропасть — это правильное слово, Митя. У нас есть полтора года. В лучшем случае. Но эта буря не будет ждать, пока мы достроим стену и подготовимся. Чтобы встретить тварей во всеоружии, надо быть готовыми уже через год. Позже — значит похоронить всё, что мы построили в колониях. Дмитрий не моргнул. Его лицо оставалось непроницаемой маской. И я продолжил, рассказав другу всё от самого начала до конца. Прошёл, наверное, как минимум час. В глазах третьего наследника престола не было страха, лишь холодная решимость. — Кирилл, я хорошо тебя знаю, ты никогда не примчался бы с пустыми руками. У тебя уже есть план, как через эту пропасть перепрыгнуть. Рассказывай, как нам спасти воздушные миры. Глава 5 Сквозь высокие окна кабинета лился безразличный свет дня, он резко контрастировал с тем мраком, что я только что обрисовал другу. Митя сидел неподвижно, пальцы сцеплены в замок. Взгляд направлен на руки, в глазах был не страх, а холодная, бездонная пропасть осознания. — Рассказывай, как нам спасти воздушные миры, — тихо повторил он, но в голосе чётко можно было различить стальные нотки приказа. Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как тяжесть ответственности ложится на мои плечи. — Да, у меня есть план. И мне кажется, тебе должно понравиться его название, — я позволил себе кривую ухмылку. — План называется «Гиена». Дмитрий медленно моргнул, переваривая это. — «Гиена»? — переспросил друг, и в голосе зазвучало недоверие. — Падальщик? Трусливый и подлый зверь? Ты хочешь, чтобы мы подбирали объедки после чужой трапезы? — Нет, — я покачал головой, взгляд стал твёрдым. — Хочу, чтобы мы стали стаей. Стаей, которая отнимет добычу у хищника, многократно превосходящего в силе. Не силой, так хитростью, наглостью и алчностью. «Гиена» не уничтожает мир, Митя. Она выгрызает его болезнь. Представь… заражённую рану на теле империи. Мы не будем отрезать конечность, изолируя этот мир. Мы прижжём её калёным железом и выскоблим до здоровой плоти. Заметил, как в глазах друга мелькнуло понимание. Медицинские аналогии почему-то были ему ближе, чем абстрактные рассуждения о войне. — Ладно, — Митя откинулся на спинку кресла, поза выражала как скептицизм, так и интерес. — Выкладывай своё «калёное железо». В чём заключается план? — Он состоит из трёх фаз, — начал я, выстраивая логическую цепь, как делал это на университетских лекциях. — У каждой своё название. Фаза первая — «Кувалда». — Звучит многообещающе. Что за кувалда? — Флотилия из нескольких дирижаблей. Они прибывают к инкубационным плато, и сильнейшие маги империи наносят сокрушительный комбинированный удар. Цель этой фазы — перепахать всю территорию плато, уничтожив семьдесят-восемьдесят процентов скопившихся монстров и дезорганизовав оставшихся. Дмитрий фыркнул, и в его смехе прозвучала горечь. — Несколько дирижаблей? Четыре? Пять? Сколько у тебя их? И где ты возьмёшь «сильнейших магов империи»? Собрать их вместе — это как попытаться заставить звёзды сойтись в одной точке! Это просто невозможно! — Подожди, — я поднял руку, останавливая поток сомнений. — Не спеши. Дай закончить по плану, а потом вернёмся к твоим «невозможно». Дмитрий посмотрел на меня исподлобья, но кивнул. — Итак, фаза вторая — «Обеззараживание». Сразу после магического удара, пока оставшиеся твари, выжившие только благодаря врожденной магии, будут в растерянности и смятении, с тех же дирижаблей я сброшу специальные контейнеры. Бомбы. — Какие ещё бомбы? Взрывчатка против таких масс бесполезна! Если они пережили сильнейшую магию, то спокойно переживут и твои бомбы. — Это не взрывчатка. Это… антимагические мины. Митя при моих словах прищурился. — Внутри будут модифицированные передатчики, создающие на ограниченное время обширную мёртвую зону. Магия в ней становится невозможной. Лицо Дмитрия вытянулось. — Ты хочешь нейтрализовать магические щиты и способности выживших тварей? Но тогда и наши маги на кораблях станут бесполезны! Они не смогут ни защитить дирижабли, ни нанести новый удар! — Именно так, — холодно подтвердил я. — Так в чем же суть? — В том, что магию на плато больше нельзя будет применить, есть существенный плюс. Во-первых, крылатые особи муравьидов, филанты, не смогут открывать там порталы, чтобы эвакуировать уцелевших или подтянуть подкрепления. Мы изолируем плато, превратив в гигантскую ловушку. Дмитрий задумчиво кивнул. — А что во-вторых? — Это уже касается наших магов… они перейдут, ну как бы это правильнее сказать… на следующий этап. Фаза три — «Зачистка». Я сделал паузу, давая ему осознать. — В мёртвую зону высаживается десант. Обученные бойцы с лучшими образцами холодного и огнестрельного оружия. — Маги с винтовками и револьверами? — скептически фыркнул друг. — Да, именно. Они высадятся на плато, а дирижабли будут поддерживать их огнём из орудий, стреляя обычными снарядами. Мы расстреляем обезоруженных монстров как в тире. Потом бойцы пройдут по территории и добьют выживших. В кабинете снова воцарилась тишина. — Ты только представь: у людей появится возможность убить сильнейших тварей. Какие шикарные это будут трофеи! Дмитрий водил пальцем по краю стола, задумавшись. Он сейчас явно оценивал размах и безумие моего плана. — Слабые места, — наконец произнёс он, поднимая на меня взгляд. — Их очень много. Начнём с главного: «сильнейшие маги». Это не безликая сила, Кирилл. Это патриархи кланов, гордые и могущественные старики, которые веками не подчинялись никому, кроме собственной выгоды. Император может «приказать», «попросить», но они найдут сотню причин отказать. Стимула рисковать своими родами в такой авантюре у них нет. В лучшем случае согласятся лишь те, у кого есть прямые интересы в воздушном секторе. Шесть, ну, может, восемь человек максимум. Ещё примерно столько же я смогу направить из тех родов, которые служат в высоких военных чинах, и всё! Я не смог сдержать улыбку. Это был момент триумфа мозга современного человека, не привыкшего мыслить прямолинейно, шаблонно. — Ты прав, Митя. Заставлять их бесполезно. Но кто сказал, что я собираюсь их заставлять? Дмитрий смотрел на меня с немым вопросом. — Я их соблазню, — на этих словах друг ещё больше удивился. — Соблазнишь? Чем? Деньгами? У этих родов казны побольше твоей, они собирали её веками. Да даже императорская казна, по слухам, может уступить нескольким знатным родам! — Нет, не деньгами, — я отрицательно помотал головой. — Я соблазню их тщеславием. Помнишь «сафари», что я устроил в «Новоархангельске» около Балтийска? Дмитрий кивнул, а я продолжил: — Молодые аристократы платят мне приличные деньги за возможность пострелять по тварям с бронепоезда. Я превращу операцию «Гиена» в величайшую охоту в истории. Не в отчаянную битву за выживание, а в эксклюзивное мероприятие, честь участвовать в котором — удел сильнейших. Мы объявим, что количество мест ограничено, всего три дирижабля. Будет жёсткий отбор. Только для избранных. Это станет вопросом престижа. Если род Юсуповых участвует, а род Голицыных нет, то кто тогда сильнее? Кто смелее? Я видел, как в глазах Дмитрия сначала вспыхнуло непонимание, затем проблеск осознания, и наконец чистое, почти детское восхищение. — Я превращу их страх и апатию в жажду славы. — Чёрт возьми… — прошептал он, откидываясь на спинку кресла. — Это… это гениальное безумие. Это ведь и правда может сработать. — И сработает, — уверенно заявил я. — Запущу эту идею через Павловский вокзал, через светские сплетни, через закрытые клубы. Они сами прибегут к нам, умоляя дать место на этой «охоте». Дмитрий застыл, несколько секунд он молча смотрел в потолок, а затем решительно кивнул и ударил ладонью по столу. — Хорошо. Карт-бланш на все необходимые ресурсы в пределах колоний ты получаешь. И можешь заявлять, что это мероприятие проходит при высочайшем покровительстве императорской семьи. — В первую очередь нужны артиллерийские системы и снаряды, я должен понимать, на что могу рассчитывать в момент строительства воздушных кораблей. — А какие сроки? — Дорогой друг, — я развёл руками. — Точные сроки я смогу назвать через пару дней, после совещания с моими людьми. Жду точные цифры по производству. — Ладно, — Дмитрий встал, показывая тем самым, что аудиенция закончена. Мы обменялись крепким рукопожатием. Его взгляд говорил о многом: о доверии, о тяжести предстоящего и о зарождающейся надежде. — Действуй. Я жду твоего сигнала. * * * Спустя два дня мой кабинет на производстве был забит до отказа. Здесь собрался костяк моей промышленной империи. За большим дубовым столом сидели Осип и Иван Гурьевы, они были спокойны, привыкли к подобному формату моих совещаний. Рядом — Черепанов, что-то отмечавший на углу развёрнутого чертежа, и Пётр Арсеньевич Бадаев. Его сыновья, Сергей и Николай, стояли позади, а самый младший, впервые приглашённый пятнадцатилетний Борис, робко жался в углу, стараясь быть незаметнее. Фердинанд Цеппелин и Мирослава Оболенская, только недавно вернувшиеся из поездки, выглядели уставшими. Они сидели рядом, их пальцы бессознательно переплелись. Евгений Павлов, мой главный искатель и первооткрыватель, прислонился к косяку двери, его взгляд, внимательный и оценивающий, следил за всеми. Виталий Кучумов ходил туда-сюда по кабинету, распивая кофе. Смольников, мой партнёр по Павловскому театральному вокзалу, то и дело раскачивался на стуле. Замыкали список присутствующих Лунев и Марсов, инженеры-путейцы с серьёзными лицами. И, наконец, мой юный начальник разведки, Лёня Гурьев, стоял у стены, стараясь держать невозмутимую осанку, как у отца, но выдавая себя лёгким нервным подёргиванием руки. Я обвёл взглядом собравшихся. Эти люди прошли со мной огонь, воду и медные трубы. — Итак, коллеги, ситуация критическая. У нас есть полтора года, чтобы предотвратить катастрофу, о которой знаем пока только мы с вами. Я вкратце обрисовал план под кодовым названием «Гиена», который несколько дней назад был одобрен на самом верху. Теперь дело за техникой, сроками и людьми. Докладывайте по очереди. Первым начал Кучумов, его доклад был кратким и обнадёживающим: — Запасы бурых водорослей стабильны, добыча идёт по плану. Тут же это подтвердил Иван Гурьев и добавил, что алхимические линии работают без сбоев. Эликсиров первой помощи и прочих зелий выпускается сейчас в достатке. Осип Гурьев доложил, что с железной дорогой тоже всё в полном порядке. Сеть растёт. Грузоперевозки приносят постоянно увеличивающийся доход. Фундамент моей империи был прочен. Затем слово взяли Лунев и Марсов. — По вашему указанию, ваше сиятельство, — начал Лунев, развернув схему, — мы разработали план ускоренной прокладки дополнительных путей к телепорту в воздушный сектор. А также начали создание инфраструктурных узлов для быстрой погрузки и разгрузки составов, перевозящих секции дирижаблей. Одновременно прокладываем пути для патрулирования бронепоездами центральных городов на случай, если угроза станет осязаемой раньше срока. — Отлично, — кивнул я. — Скорость и мобильность — наши главные козыри. Настал черёд Цеппелина. Фердинанд встал, опираясь на спинку стула. — Каркас «Гордости графа» удалось спасти. Восстановление, с учётом дополнительного усиления корпуса, займёт как минимум два месяца. Но, Кирилл Павлович, вы требуете подготовить её не просто к полётам, а к прорыву. К чему такая спешка? — Нас ждёт восьмое кольцо, Фердинанд, — ответил я, и в комнате повисла тишина. — «Гиена» — это тактическая операция в седьмом кольце миров. Она отрежет щупальца чудовищу. Но чтобы убить его, нужно найти и уничтожить голову. «Гордость» будет нашим разведчиком и тараном. Сразу после удара по плато я планирую уйти дальше, вглубь воздушного сектора миров. Нужно найти колонию муравьидов и, по возможности, уничтожить их матку. Тут в разговор вступил Павлов. Он перестал опираться на дверной косяк. — Кирилл Павлович, я понимаю желание нанести упреждающий удар. Но муравьидов не один вид. Есть болотные, песчаные, скальные… Уничтожив одну колонию, мы не решим проблему глобально. Уверен, их десятки, если не сотни, — с лёгким сомнением сказал он. — Вы абсолютно правы, Евгений, — согласился я. — Но мы воюем вслепую. Ни одна экспедиция не описала их жизнь, их социальную структуру, не нашла «мозговой центр». Я хочу найти эту колонию, изучить её и нанести точечный удар. Если мы поймём, как обезвредить одну, это даст нам ключ к борьбе с остальными. Это начало долгой войны, и мы должны сделать первый осмысленный выстрел. Павлов задумчиво кивнул, одобряя тем самым мой план. Научный подход ему был близок, и мужчина сразу понял суть. Затем слово взял Черепанов. Инженер разложил на столе новые чертежи воздушных судов. — Три новых дирижабля. Конструкция отработана на «Гордости», но здесь я усилил каркас и увеличил гондолы для размещения большего числа магов и десанта, заложил места под усиленное артиллерийское вооружение. Это не просто дирижабли, это настоящие летающие крепости. — Сроки? — спросил я, впиваясь взглядом в линии и цифры. Пётр Арсеньевич Бадаев, старший и самый осторожный, скептически хмыкнул: — Один такой корабль в спокойном режиме строили полгода. Три — это беспрецедентно. Ресурсы, люди… — Мы можем делать их параллельно, — уверенно парировал его сын Николай, отвечавший за литейные цеха. — Конвейерная сборка узлов. Каркас первого — за три с половиной месяца, второго — закончим к четвёртому месяцу, третьего — к пятому с половиной. Оснащение и обшивка будут идти параллельно. Девять месяцев это реальный, но крайне сжатый срок. — Девять месяцев — это крайний срок, — я встал, опираясь ладонями о стол. — Хочу, чтобы все три были готовы через восемь с половиной. И чтобы «Гордость» отремонтировали и модернизировали за два. Если монстры начнут наступление раньше, именно она должна будет нанести сдерживающий удар. В комнате повисла пауза. Черепанов, Цеппелин и Николай Бадаев переглянулись, затем кивнули. — Будет сделано, — уверенно и твёрдо сказал Черепанов. — Отлично, — я перевёл взгляд на Смольникова, который всю встречу то и дело качался на стуле, и его ножка издавала противный скрип. — Илья Артурович, самый деликатный вопрос. Рекламная кампания «Величайшая охота». Сможешь раздуть этот пожар? Смольников вскочил, словно его подбросило пружиной, и с истинно театральным жестом воздел руки к небу. — Дорогой Кирилл Павлович, это же шедеврально! — воскликнул он. — Я начну с намёков, с лёгкого шёпота за кулисами! Через закрытые охотничьи клубы, через «случайные» откровения в светских гостиных! Мол, граф Пестов готовит нечто, затмевающее даже «Балтийское сафари»! Места — только для избранных, всего три корабля! Интрига! Тайна! Эксклюзивность! — он эффектно опустил руки и, понизив голос до конспиративного шёпота, добавил: — Они будут грызть локти, наблюдая со стороны! — И как только слухи поползут, — подхватил я, — мы купим колонку в «Новогородском вестнике». Будем публиковать списки участников. Не всех сразу, а одно-два имени в неделю, чтобы все видели: вот, князь такой-то уже в деле. А ваш род — ещё нет. Это вызовет ещё больший ажиотаж, а главное зависть. Они будут сами ломиться в двери, умоляя дать место на охоте. — Блестяще! — Смольников захлопал в ладоши, не скрывая восторга. — Мы создадим искусственный дефицит славы! Это заставит элиту бороться за место не ради долга, а ради того, чтобы их имя гремело в числе героев! Затем мой взгляд упал на Лёню, который за время эмоционального выступления Смольникова немного освоился. — Леонид, у тебя особая задача. Официальные реестры сильнейших магов империи — это одно. Но мне нужна информация изнутри. Кого в кулуарах боятся, о ком ходят легенды, кого называют «гроза клана Мамонтовых» или «старый черт Демидовых». Часто настоящая сила скрыта от глаз властей. Собери эти слухи. Мне нужно знать, на кого можно сделать ставку. Лёня выпрямился, стараясь придать лицу взрослую серьёзность. — Будет сделано, Кирилл Павлович. Через две недели у вас будет полная сводка. Я обвёл взглядом всех собравшихся. На лицах старых вассалов была спокойная решимость. У молодых — робкий, но загорающийся энтузиазм. У инженеров — сосредоточенность на цифрах и сроках. — Восемь с половиной месяцев, друзья. Ни дня больше. Мы делаем то, что спасёт не просто часть миров, мы делаем то, что в дальнейшем спасёт нашу империю. От нашего успеха зависит будущее. Всем понятна задача? В ответ прозвучало единодушное, пусть и негромкое «так точно». — Тогда… за работу. Все стали расходиться, погружённые в свои мысли и расчёты. Борис Бадаев со вздохом облегчения, что ничего ему не поручили, выполз из своего угла. А Лёня, стараясь не бежать, вышел одним из первых: ему предстояло запустить сложнейший механизм светской разведки. Я остался стоять у стола, глядя на разложенные чертежи новых воздушных судов. Гора задач была осознана, и теперь предстояло начать долгий и опасный подъём на её вершину. Восемь с половиной месяцев. Это не просто срок. Это обратный отсчёт до часа «Х», когда стая «Гиен» должна будет ринуться в бой и ухватить за горло настоящего монстра. Глава 6 Следующие семь месяцев пролетели в вихре дел, слившихся в единый непрерывный поток напряжённой работы. Мне порой казалось, что с того рокового совещания прошёл от силы месяц, но календарь неумолимо свидетельствовал об обратном. Время текло как лава в огненном секторе миров: горячая, неостановимая и формирующая будущее прямо на глазах. Мой кабинет превратился в штаб, а я — в дирижёра гигантского оркестра, где каждый музыкант был мастером своего дела. Постоянно приезжали управляющие с докладами. Что-то шло по плану, а что-то приходилось постоянно корректировать. — «Гордость Графа» отремонтирована и полностью оснащена. — Три каркаса дирижаблей готовы на сто процентов! Заканчиваем монтаж двигателей и обшивку первого. Второй оснащается артиллерийскими системами, на третьем завершаем сборку гондолы. Укладываемся в график. К назначенному сроку будут готовы наши три красавца. — Бронеавтомобили, оснащённые антимагическими модулями, прибыли с завода «Руссо-Балт». Восемнадцать штук. — Черепанов гений, ваше сиятельство! Его концепция мобильных групп зачистки гениальна. Тактика уже отрабатывается на учениях в Балтийске: бронепоезд движется вперёд, расчищая путь массированным артиллерийским огнём, а затем из его чрева выходят мобильные группы на бронеавтомобилях. Эти «жучки» на колёсах, наши модифицированные «Волго-Балты», стремительно атакуют, добивая уцелевших тварей в радиусе действия и прочёсывая самые труднодоступные для поезда места. Мы уже сформировали и укомплектовали две группы быстрого реагирования, и каждая из них закреплена за новейшим бронепоездом, сошедшим с конвейера нашего вагоностроительного завода в этом году. — Дмитрий Михайлович прислал своих лучших логистов. Припасы для предстоящей экспедиции подвезены, а также мобилизованы охотники и две роты имперских гусар. Они все размещены вблизи воздушного сектора. Начал работать и рекламный маховик, который запустил Смольников. Требовалось подогреть интерес публики ещё и через прессу. Но я никак не мог выбрать, чьё имя обозначить первым в списке участников «Величайшей охоты». Выбрать одного из генералов означало внести смуту в ряды служащих. Нужно было выбрать кандидата из знатного старейшего рода. Всё решил случай. На порог моего кабинета явился тот, чьего визита я менее всего ожидал. Анатолий Романович Евдокимов. Патриарх одного из старейших родов, маг воды десятого уровня, живая легенда и… в своё время один из заклятых врагов. Я был повинен в смерти его старшего сына, а другого он убил собственноручно на моих глазах. Он явно постарел и ссутулился, но взгляд был тот же: умный, жёсткий, проницательный. Когда он появился у меня в кабинете, я почувствовал мощь. Анатолий Романович пришёл ко мне не один: рядом, словно хрупкий цветок у подножия скалы, робко стояла юная миловидная девушка. — Граф Пестов, приветствую вас. Считаю, что старые раны должны затянуться. — начал он без долгих предисловий, сразу переходя к сути. — Нашим родам пора окончательно помириться. Прошу тебя взять в жены мою внучатую племянницу, Анну. Я смотрел на него, не веря своим ушам. Это была не просьба, а акт отчаяния. Род Евдокимовых, когда-то монополист на рынке эликсиров, после моего вмешательства стремительно беднел и терял влияние. Эта девушка была разменной монетой в попытке оставить на плаву тонущий корабль рода Евдокимовых. — Анатолий Романович, — ответил я с холодной вежливостью. — Брак по расчёту — это пережиток прошлого, неэффективный и архаичный. Я не буду вашим зят… Не договорил. Заметил, как при этих словах глаза Евдокимова сузились, а в моём кармане начала нагреваться антимагическая пластина. Девушка вжала голову в плечи, словно черепаха. — Но у меня есть другое предложение, которое устроит нас обоих. Его отчаяние, смешанное с гневом, сменилось хитроватым огоньком в глазах. — Какое? — спокойно спросил патриарх, и я почувствовал, как давление начало спадать. — Вы используете свой авторитет среди старых патриархов и присоединяетесь к «Величайшей охоте». А я… обеспечу ваш род теми ингредиентами для эликсиров, которые вы больше не можете добыть самостоятельно. Он замер, взвешивая. Это было хорошее предложение. Если Евдокимов согласится, то я убью сразу двух зайцев. Первое — получу поддержку одного из сильнейших магов в колонии. Второе — покажу, что готов к диалогу и могу договориться даже с бывшими врагами. Через неделю в «Новогородском вестнике» появилась первая фамилия в списке участников «Величайшей охоты» — Евдокимов. Это была первая ласточка, взорвавшая светское общество. И за ней последовали другие. За пять месяцев было объявлено об участии пятидесяти сильных магов от восьмого до десятого уровня. Оставалось ещё пятьдесят мест, и вот тут пришлось притормозить. В газете я объявил, что остальные фамилии будут назначены за месяц до начала «Величайшей охоты». И тут началось. Общество за это время оказалось настолько подогрето ожиданием охоты, что она стала, наверное, основной темой для обсуждения почти везде. Охоту обсуждали дворяне, служивые и даже простой люд. Поэтому неудивительно, что постепенно многие влиятельные роды, не попавшие в число первых пятидесяти фамилий, начали оказывать давление на меня и, что самое отвратительное, на мою семью. Похоже, после «Величайшей охоты» я получу не только новых знакомых и новые связи, но и новых врагов, и, чувствуется, вторых будет намного больше, чем первых. Стал замечать, как через маму и Тасю на меня пытаются оказывать всё более изощрённое давление. Наше родовое поместье, готовящееся к празднованию восемнадцатилетия Таси, превратилось в эпицентр светских интриг. Несколько раз за обеденным столом я слышал из уст мамы и сестры как бы невзначай брошенные фразы: — А вот Кирилл из рода Жаровых, слышала, очень силен в магии огня. Их патриарх, говорят, просто мечтает обсудить с тобой перспективы дирижаблестроения. — Подруга рассказывала, что её дядя очень сильный маг и выдающийся охотник на монстров. У него самая большая коллекция трофеев, думаю, нам как-нибудь стоит посмотреть на неё. Мне хватило несколько таких обедов. Пришлось принимать меры, чтобы эти попытки манипуляций раз и навсегда прекратились. Я дал понять, что не потерплю вмешательств в мои решения, каким бы благим ни был предлог. Но были за семейным столом и разговоры о старшей сестре. Однажды утром мама, отставив фарфоровую чашку, посмотрела на меня умоляюще: — Кирилл, голубчик… Неужели Варвара не может приехать на бал? Хоть ненадолго. Это же такой важный день для Таси! Я отставил кофе и внимательно посмотрел на неё. — Мама, моё решение окончательно. Три года изгнания — это минимальное наказание, которое только возможно за то, что она натворила. Сестра предала наш род, нашу семью. Это наказание — ничто, по сравнению с тем, что Варя заслужила. — Но прошло уже почти два года! — вступила Тася, её глаза блестели от навернувшихся слез. — Братец, ну пожалуйста! Это же наша старшая сестра! — Нет, — твёрдо рубанул я. — Если желаете, можете навестить её в «Яковлевке». Но на этом балу Вари не будет. Мама вздохнула, и в её взгляде я увидел не только материнскую боль, но и проблеск понимания. Она медленно кивнула. Внутренне я отметил, что, возможно, стоит самому навестить Варвару после всей этой истории с монстрами. Посмотреть, кем она стала. Но сейчас явно не до того. Все мои мысли занимали чертежи, отчёты и сводки с производств. Однако приближалось событие, которое должно было стать не просто семейным торжеством, а громкой заявкой нашего рода на новое положение в иерархии империи. Бал в честь восемнадцатилетия Таси изначально задумывался как небольшое семейное торжество для своих, но всё переросло в один из самых грандиозных в истории колоний балов. На его размах работало всё: стремительно растущее влияние рода Пестовых, подогретая слухами и статьями в «Новогородском вестнике» шумиха вокруг предстоящей «Величайшей охоты», а также моё твёрдое намерение использовать любое событие как инструмент для достижения стратегических целей. Для меня лично этот бал должен был стать последней точкой относительного покоя, финальным аккордом светской жизни перед решающим броском. Внутренний календарь отсчитывал недели: сразу после торжества предстояло отбыть на производство для итоговой инспекции дирижаблей, а затем лично сопроводить первый к границам воздушного сектора. До начала операции «Гиена» оставалось чуть больше месяца, и каждая минута была на счету. Этот бал становился своеобразной точкой отсчёта до часа «Х». И вот, когда все приготовления достигли пика, он настал — день восемнадцатилетия Таси. Наше поместье сияло как гигантский огранённый алмаз, брошенный на бархат ночи. Белоснежный фасад был украшен гирляндами из плетистых роз и жимолости, обвитых лентами магических огней, которые переливались мягким золотым, серебряным и перламутровым сиянием. От ворот до парадного входа тянулась ковровая дорожка цвета спелой вишни, по которой церемонно ступали гости в ослепительных нарядах. Внутри царила атмосфера торжественной сказки. Высокие потолки бального зала тонули в дымке, сотканной из ароматов цветов, дорогих духов и воска тысяч свечей, горевших в хрустальных канделябрах. Гигантские зеркала в позолоченных рамах множили это великолепие, создавая ощущение бесконечного пространства. Повсюду порхали, подобно экзотическим бабочкам, слуги в ливреях с гербом Пестовых, предлагая шампанское и изысканные закуски: икорные тарталетки, устрицы на льду, крошечные пирожные с воздушным кремом. На хорах, устроенных вдоль стен, разместился приглашённый из столицы оркестр. Смычки скрипок и виолончелей рождали волнующие такты вальса, которые наполняли зал. Неутомимым мотором и душой этого празднества был Илья Артурович Смольников. Он порхал между гостями, подобно дирижёру, управляющему не оркестром, а самим праздником. Его фрак был безупречен, улыбка — ослепительна. Он то шептался с метрдотелем, следя, чтобы ни одна тарелка не пустовала, то делал знак дирижёру, задавая новый музыкальный тон, то с лёгкостью гасил малейшие признаки светского конфуза. Смольников был повсюду, и его энергия заряжала всех вокруг. Первым делом, едва спустившись в главный зал, я отыскал глазами сестру. Она стояла в центре небольшого круга подруг, сияющая в своём белом платье, но в глазах читалось привычное для таких мероприятий напряжение. Я мягко коснулся её локтя. — Тасенька, на минутку. Хочу кое-что тебе показать до того, как начнётся настоящая суматоха. Она с любопытством последовала за мной через гостинную к распахнутым настежь дверям, ведущим в сад. Там, перед лестницей, прячась на гравийной дорожке между здоровыми кустами роз, стоял он. Мой подарок. «Руссо-Балт» К-12. Кабриолет. Ярко-красный, под цвет бутонов на ближайших кустах. Лак на его кузове отливал таким глубоким глянцем, что в нём, словно в зеркале, отражались огни поместья и бледное вечернее небо. Хромированные детали сияли холодным блеском, а кожаный салон пах свободой и скоростью. Тася замерла на ступеньке, её рука с веером бессильно опустилась. — Кирилл… — голос сорвался на шёпот. Девушка медленно, почти неверяще, спустилась по ступеням и подошла к машине, протянула руку, не решаясь прикоснуться, словно боялась, что видение исчезнет. — Это… это же… — Она твоя, — сказал я, подходя и кладя ключи в ладонь сестре. — С персональным номером «Т-1». Чтобы все знали, чья это машина. Сестра наконец подняла на меня взгляд, и я увидел, как по щекам ручьём покатились слёзы, но это были слёзы безудержной и искренней радости. Она не сдерживала эмоций, как того требовал светский этикет. С громким счастливым возгласом Тася бросилась мне на шею, сжимая в объятиях так, что захрустело платье. — Братец! Да ты с ума сошёл! Это же лучший подарок в мире! Лучше всех бриллиантов! — она отпрянула, снова уставившись на автомобиль, а лицо расплылось в самой широкой и беззаботной улыбке, которую я видел за последние месяцы. — Я… я сейчас же хочу прокатиться! — После бала, — улыбнулся я, ощущая непривычную теплоту внутри. — Сначала прими поздравления. А потом… Этот миг чистой детской радости стал для меня якорем, напоминанием, ради чего вообще затевалось всё. Ради того, чтобы такие улыбки не сходили с лиц близких. К нам в сад спустилась мама. Она наблюдала за сценой, и на лице женщины смешались умиление и лёгкая тревога. — Кирилл, голубчик, — тихо сказала мама, пока Тася в восторге кружила у машины. — Это, конечно, прекрасно… но не слишком ли? Такой роскошный подарок для юной девушки… Ты её просто балуешь без меры. Я повернулся к родительнице. — А кто, как не я, должен её баловать? — обнял маму правой рукой, и мы оба смотрели на сияющую Тасю. — Её должен был баловать отец. Защищать, гордиться, провожать на первые балы… но его нет с нами уже больше трёх лет. В горле встал ком. — Командуя экспедицией, из которой не вернулся, он пытался спасти меня, добыть лекарство. Его последним желанием было оберегать семью. Так что да, я буду её баловать. Я буду дарить ей самые быстрые машины и самые пышные балы. Потому что это единственный способ, которым я могу дать хоть толику той отцовской заботы, которой Тася лишена. Мама замерла, её глаза наполнились слезами, в которых отразилась и старая боль, и гордость. Она молча протянула руку и коснулась моей щеки, а потом потянулась обнять. Я притянул женщину к себе, чувствуя, как вздрагивали под дорогим шёлком её плечи. — Прости, сынок, — прошептала она мне на ухо. — Ты прав. Ты всегда прав. Отец гордился бы тобой. Такой же упрямый и надежный. Мы постояли ещё несколько минут втроём: я, мама и сияющая у красного кабриолета Тася. И это мимолётное ощущение простого семейного счастья показалось мне самым ценным мгновением за весь вечер. Когда мы вернулись к гостям, Тася сразу стала центром притяжения. Ей льстили, дарили диковинные и дорогие подарки: от древнего трактата по магии до механических птиц, машущих крыльями. Сквозь этот водоворот лести и интереса я заметил Амата Жимина. Мой друг, а ныне — правая рука нового адмирала в Балтийске, не отходил от Таси. Он танцевал с моей сестрой и оказывал знаки внимания с такой ревнивой основательностью, что вскоре начал отваживать от неё всех прочих кавалеров. Вид могучей фигуры, склонившейся над хрупкой сестрой, был одновременно трогательным и комичным. Во время паузы между танцами я, улыбаясь, подошёл к Амату. — Вижу, адмиральская служба не отбила у тебя рыцарских манер, — заметил я. — Или ты решил, что охрана Таси — задача поважнее защиты Балтийских рубежей? Амат слегка смутился и отвёл взгляд. — Кирилл, некоторые сокровища, — тихо, почти шёпотом сказал друг, бросив взгляд на сияющую Тасю, — нужно охранять тщательнее, чем любые военные секреты. Поверь мне, я знаю, о чём говорю. Официальность балу придало появление Дмитрия Романова. Его присутствие было красноречивее любых слов: род Пестовых теперь в фаворе. Но друг прибыл не один. Рядом с ним явилась холодная и прекрасная, как зимняя заря, Соня. Её платье было лишено кричащей роскоши, но сшито с таким безупречным вкусом, что затмевало наряды всех остальных дам. А поведение девушки по отношению ко мне было откровенно язвительным. Во время танца, когда её пальцы лежали в моей руке холодными, как мрамор, я не выдержал: — Чем я заслужил такую честь? Кажется, моё присутствие вызывает у вас желание пустить в ход коготки. Или это уже профессиональная деформация инквизитора? Она бросила на меня насмешливый взгляд, серые глаза, казалось, сканировали до глубины души. — Не обольщайтесь, граф, — губы тронула ледяная улыбка. — Меня раздражает вся эта показная суета. И люди, которые её устраивают, наигравшись в прогресс и благородство. Позже я отозвал Митю в сторону, в относительно тихий угол за колоннадой. — Что с ней, Митя? Она словно оса, у которой разорили гнездо. Я понимаю, что инквизиция — дело серьёзное, но сегодня, казалось бы, можно и расслабиться. Дмитрий тяжело вздохнул, его лицо помрачнело. — Отец решил выдать её замуж за князя Горчакова. Почтенный, скупой, могущественный род. Ей двадцать четыре, ему под пятьдесят. Она, понятное дело, в ярости, но приказа Императора не оспаривает. Вымещает злость на всех подряд. Я взял Соню с собой в надежде, что она немного развеется. Но, видимо, ошибся. Я нашёл девушку позже, когда она стояла в одиночестве у огромного витражного окна, глядя в ночь. — Соня, — осторожно начал я. — Если ты не хочешь этого брака… Может, я могу как-то помочь? Поговорить с Митей, найти другой выход… Использовать свои ресурсы, связи… Она резко обернулась, в глазах полыхал ледяной огонь. — Помочь? — голос был тих, но ядовит как шипение змеи. — Кто ты такой, чтобы помогать дочери Императора? Возомнил себя спасителем, который может всё? Ты можешь разве что стать изгоем, навсегда испортив отношения с моей семьёй, если посмеешь вмешаться. Не трудись. Не нужно мне твоё рыцарство. Конфликт, что назревал весь вечер, разразился ближе к полуночи. Мы с Митей, Аматом и сияющей Тасей, только что закончившей танец, стояли в кругу гостей, смеясь над какой-то шуткой. К нам, словно холодный вихрь, подошла Соня. Она была пьяна, сильно пьяна. Лицо девушки побледнело как полотно от сдерживаемого гнева. — Что вы тут празднуете? — голос, резкий и высокий, прорезал гул и музыку. — Чествуете эту… пустышку? — она резко, почти грубо указала на Тасю. Повисла тишина. Музыканты на хорах замешкались, и вальс оборвался на полуноте. — Соня, пойдём домой, — строго, по-братски, сказал Митя, пытаясь взять за локоть старшую сестру. — Успокойся. — Она никогда не станет магом! — выкрикнула девушка, и в её словах была горькая, беспощадная правда мага-диагноста, видящего то, что скрыто от других. — У неё нет дара! Каналы наглухо закрыты! В восемнадцать лет они должны проявиться, а у неё — ничего! Пустота! Ничтожная, бездарная… Тася ахнула, сияющее счастливое лицо исказилось от боли и унижения, словно её ударили хлыстом по голой коже. Слезы брызнули из глаз сестры, и она, прикрыв лицо руками, бросилась бежать из зала, переполненного великосветскими гостями. Амат одним движением отстранил застывших гостей и ринулся за ней. — Соня! Немедленно пошли! Сию же минуту! — властно приказал Митя, уже не скрывая гнева, и, крепко сжав руку сестры, почти силой увлек её прочь, оставив за собой лишь шепоток изумлённой толпы. Я поспешил следом за Тасей, чтобы успокоить её, как вдруг мою руку кто-то схватил. Обернулся и увидел Лёню Гурьева. Его лицо было пепельно-белым, глаза — огромными от ужаса. В дрожащей руке он сжимал смятый листок телеграфной ленты. — Кирилл Павлович… — голос сорвался на шёпот. — Срочно… из «Яковлевки»… Я вырвал у него листок. Глаза бегали по строчкам, отказываясь верить написанному. Буквы сливались в кошмарную фразу: «ЯКОВЛЕВКА» ПОД МАССИРОВАННОЙ АТАКОЙ. МОНСТРЫ. ПРЕДПРИЯТИЯ ПЕСТОВА ГОРЯТ. ПОМОЩЬ…' Я поднял голову. Ослепительный свет люстр, приглушенный теперь гул голосов, остатки музыки — всё это превратилось в отдалённый бессмысленный шум. Я смотрел на Лёню, не в силах вымолвить ни слова. Воздух словно сгустился, давя на грудь. — Что… что происходит? — наконец проговорил я, и собственный голос показался чужим. Лёня, весь напрягшись, прошептал слова, которые обрушили мой тщательно выстроенный мир в тартарары: — Они напали не там, Кирилл Павлович… Вторжение… оно началось не в воздушном секторе. Монстры напали на миры огненного сектора. На наши заводы… План «Гиена»… все… всё под смертельным ударом. Глава 7 Мир сузился до размеров моего кабинета. За спиной остался оглушительный гул бала — смех, музыка, лживый блеск — словно его и не было. Я сорвал с себя парадный фрак, и он, словно грязная тряпка, упал на пол. Под ним оказалась привычная, почти рабочая одежда: тёмные брюки и белая рубашка, рукава которой я закатал до локтей. Сейчас нужно действовать, а не красоваться. В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, внутрь впорхнул Лёня Гурьев. За ним, робко переступая, вошёл тщедушный юноша в форме телеграфиста. Парень был осунувшимся от усталости и страха. — Кирилл Павлович, это Федя, мой лучший оператор, — отрывисто представил его Лёня. Я лишь кивнул, оценивающим взглядом окидывая кабинет. Где здесь можно развернуть штаб? Но Лёня опередил мои мысли. Он уверенно подошёл к одному из высоких дубовых шкафов, заставленных книгами по генеалогии, и нажал на скрытую пружину. С лёгким щелчком дверца отъехала, открывая не полки с фолиантами, а компактную, но полностью укомплектованную телеграфную станцию. Провода тянулись к аккуратно вмонтированному в стену аппарату, на полке лежали стопки чистой бумаги для лент. Я с нескрываемым удивлением посмотрел на Лёню. У меня в кабинете был телеграфный аппарат, и я не знал об этом? Он поймал мой взгляд и коротко объяснил: — Моя инициатива, Кирилл Павлович. Ещё при строительстве особняка. Подумал, что может пригодиться для экстренной связи. — Пригодилось, — сухо констатировал я, и в этом слове была вся горечь ситуации. Федя тут же устроился за аппаратом и начал что-то подключать и настраивать. Его пальцы, только что дрожащие, теперь уверенно заскользили по ключу. Начался стук — сухой, отрывистый, словно пульс. Федя рассылал запросы по всем нашим станциям, требуя докладов. Но первым делом «написал» в «Екатеринино» и «Яковлевку». Первые же входящие сообщения оттуда заставили нервничать. — «Яковлевка» мертва. Связь прервана в 21:47. Последние сообщения: стена огня… монстры… всё сметают… Колония «Екатеринино» в первом кольце миров. Паника. Массовый исход беженцев через телепорт из «Яковлевки». Зафиксированы прорывы тварей на подступах к колонии. — Спроси о судьбе заводов! О дирижаблях! О людях! — приказал я, сжимая кулаки и откидываясь в кресле. Лёня стоял у стола, перечитывая сообщения на ленте, и его юное лицо становилось всё серьёзнее и серьёзнее. — Тишина, Кирилл Павлович. Из «Яковлевки» полная тишина. Внутри всё сжалось в холодный тяжёлый ком. Заводы, склады, три дирижабля, в которые вложена душа… Но хуже всего была неизвестность. Люди. Те, кто работал на предприятиях, кто верил мне. Инженеры, рабочие, их семьи. Я словно чувствовал их взгляды даже здесь, за тысячи километров. Я был обязан своим людям, и я должен их спасти. — Федя! — резко произнёс я. — Отправь запросы по телеграфам. Мне нужна общая картина передвижений. Любые аномалии, любые сообщения о тварях в колониях! Я должен понять масштаб! Ночь тянулась, бесконечная и мучительная. Стекло в окнах потемнело, поглотив отсветы угасшего праздника. Я пил холодный кофе, не чувствуя ни вкуса, ни усталости. Адреналин выжег всё дотла, оставив лишь холодную ярость и стальную решимость. Примерно в три часа ночи стук аппарата участился. Лёня, дремавший в кресле, вздрогнул и подскочил к Феде. Через минуту он протянул мне новую ленту. — Цеппелин. С фронтира третьего кольца воздушного сектора. Я схватил бумагу. — «Гордость графа» на позиции. В «Буревестном» — мире третьего кольца — чисто. Никаких перемещений тварей не замечено. Воздушный сектор спокоен. Спокоен… Это слово повисло в воздухе, словно приговор. Мой мозг учёного, привыкший выстраивать логические цепочки, заработал с бешеной скоростью. Из книг по теории прорыва я знал, что накопленная в седьмом кольце воздушного сектора масса монстров не могла физически переместиться во второй круг миров, на границу земляного и огненного сектора. Им бы пришлось сначала пробиться через весь воздушный сектор. Но Цеппелин докладывает, что в третьем кольце чисто. Вывод был простым: атака на «Яковлевку» — это не главный удар. Это диверсия. Отвлекающий манёвр. Это спланированная атака с другим очагом прорыва, о котором я не знал. Если эту гипотезу допустить, то основная сила, та, что копилась в седьмом кольце воздушного сектора, всё ещё там. А ведь она намного превосходит всё, с чем когда-либо сталкивались в колониях. Если эта армада тронется, пока имперская армия будет занята спасением «Яковлевки» и «Екатеринино», то она сметёт все колонии воздушного сектора и дойдёт до самого сердца империи. Требовалась проверка. Тяжёлое решение созрело. Я подошёл к аппарату и, отстранив Лёню, начал диктовать телефонисту. Каждое слово давалась тяжело, но иного пути я не видел. «Цеппелину. Немедленно выдвигайтесь в седьмое кольцо. Разведка инкубационного плато. Ваша задача — подтвердить или опровергнуть начало движения основной массы. Если движение началось, то шансы на возвращение минимальны. Приказ понимаете? Выполнять». Отправил депешу и отшатнулся от аппарата, чувствуя, как на губах выступает солёный привкус крови: я прикусил их до боли. Только что подписал смертный приговор Фердинанду, Мирославе и всему экипажу «Гордости графа». Я послал их на верную гибель. Ради спасения тысяч других. Ради шанса. Лёня смотрел на меня, и в его глазах не было осуждения. Лишь понимание всей чудовищной тяжести выбора, который только что сделан. Рассвет застал меня стоящим у стола, заваленного телеграфными лентами, словно бумажными надгробиями. Они складывались в жуткую мозаику надвигающегося апокалипсиса. В окна пробивался бледный безрадостный свет. — Кирилл Павлович, вам нужно поесть, — тихо, но настойчиво сказал Лёня, ставя передо мной кружку с дымящимся свежим кофе и тарелку с бутербродами. — Хоть немного. Вы же не спали всю ночь. — Отосплюсь в поезде, — буркнул я, но всё же сделал глоток. Горячая жидкость обожгла горло, вернув на мгновение ощущение реальности. — Спасибо, Лёня. Выйдя из кабинета, чтобы немного проветрить голову, я застыл на пороге. В приёмной, на кожаных диванах, сидели двое. Это были одни из самых влиятельных патриархов в центральной колонии. Их парадные одежды были помяты, лица — серы и невыспавшиеся. Они не ушли после бала. Они ждали. Один из них, старый, с лицом, изрезанным морщинами, поднял на меня тяжёлый взгляд. Это был граф Муромский, патриарх одного из старейших родов воздушного сектора. — Ну что, граф? — цинично сказал он. — Значит, «Величайшая охота» отменяется? Твои дирижабли, если они ещё целы, горят в «Яковлевке». А без них твой гениальный план — прах. Они выжидали. Смотрели, как поступлю, что сделаю, не сломаюсь ли. Я выпрямился, чувствуя, как усталость отступает под наплывом холодной решимости. — Два новых бронепоезда, «Могучий» и «Дерзкий», выдвинулись из Балтийска. К полудню они будут здесь, на вокзале центральной колонии. Я лично возглавлю экспедицию в «Яковлевку» для оценки ситуации и эвакуации оставшихся в живых, — без тени сомнения, твёрдо и чётко сказал я. — Я не намерен отступать. Мой главный приоритет это люди, которые работали на меня. Я обязан им, и я их спасу. Сидевшие в креслах патриархи оценивающе смотрели на меня. Они ждали слабины, чтобы подобрать обломки моих амбиций. Но я не дам им этого шанса. Пока я держусь, они будут на моей стороне или, по крайней мере, не посмеют ударить в спину. Патриарх помоложе, Шаховской, ехидно уточнил: — Императорская семья вообще в курсе, что вы собираетесь делать, граф? Это был прямой вопрос. Они проверяют, не действую ли я в одиночку, самовольно. Я медленно кивнул, давая себе секунду на раздумье. — Сейчас я задействую только ресурсы своего рода. Но я держу Дмитрия Михайловича в курсе сложившейся ситуации. Он полностью меня поддерживает. И уже вечером мы должны встретиться в «Екатеринино», у входа в портал «Яковлевки». Важно было показать связь с троном, но не выглядеть при этом марионеткой. «Поддерживает» здесь ключевое слово. Он доверяет мне, а я оправдываю его доверие. Это позиция силы. — Правильно понимаю, — вступил Муромский, — что эта операция будет проходить при поддержке армии? — Не исключено, — коротко бросил я, намеренно оставляя пространство для манёвра. Пусть гадают. Пусть думают, что за моей спиной уже выстраиваются имперские легионы. Это удержит их от преждевременных выводов. Тут Муромский обменялся быстрым взглядом с соседом и произнёс то, чего я, в общем-то, ожидал: — Если вы не против, граф, хотел бы присоединиться к вам со своей дружиной. Мои маги воздуха могут быть полезны. — И я, — тут же подхватил второй патриарх, маг огня. — Мои люди тоже с большой охотой примут в этом участие. Вот оно! Не помощь, а инвестиция. Они хотят купить себе долю в возможной победе или, что более вероятно, застраховать свои активы на случай моего провала. Если приму их помощь сейчас, в частном порядке, то навечно стану обязан этим хищникам. Они будут считать, что я им должен, и потребуют расплаты — акциями моих компаний, местом в совете, политическими уступками. Нет уж. Лучше превращу их из «благодетелей» в подчинённых. Я посмотрел на них спокойно, с лёгкой, почти вежливой отстранённостью. — Ценю вашу готовность помочь, господа. Ваш опыт действительно бесценен. Однако, — я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть значимость следующих слов, — учитывая масштаб угрозы, который нам ещё только предстоит оценить, все военные силы должны действовать координированно, под единым командованием. Будет правильно, если вы направите свои предложения и ресурсы напрямую в канцелярию Его Императорского Величества. Уверен, Дмитрий Михайлович или назначенный им военачальник грамотно интегрирует ваши отряды в общую структуру обороны. На их лицах промелькнуло лёгкое разочарование, быстро сменившееся киванием и пониманием. Они хотели договориться с графом-выскочкой, но получили от ворот поворот, оформленный в безупречные бюрократические одежды. Теперь их люди будут подчиняться не мне, а имперскому командованию — Мите или его генералам. Амбиции нейтрализованы, а силы поставлены на службу общему делу. И я остался чист перед патриархами. — Разумно, — сухо кивнул Муромский, поднимаясь. — Мы так и поступим. Пусть теперь они решают свои проблемы с канцелярией. У меня были дела поважнее. Я кивнул и попрощался с гостями, которые тут же устремились прочь. Спускаясь по парадной лестнице в главный зал, я увидел следы вчерашнего праздника. Слуги торопливо разбирали столы, но в воздухе витала не праздничная усталость, а гнетущая тишина. В гостиной, погружённой в утренние сумерки, на одном из диванов сидели мама и Тася. Сестра была бледна как полотно, её глаза опухли от слёз и были пусты. Рядом, как скала, стоял Амат, сжимая её маленькую руку в своей могучей ладони. Он что-то тихо и настойчиво говорил Тасе, и в голосе звучала несвойственная ему обезоруживающая нежность. Мама первая заметила меня. — Кирилл! — её голос сорвался, в нём слышались и тревога, и укор, и бесконечная усталость. — Ты… ты так и не лёг? Всю ночь… эти телеграммы, этот стук… Я всё слышала. Про «Яковлевку». Она знала. Конечно, знала. — Было не до этого, мама. Прости, что вчера так грубо ушёл. Я подошёл и сел рядом с Тасей, осторожно обняв её за плечи. Сестра вздрогнула, но не отстранилась, лишь безвольно прислонилась ко мне. — Тасенька, прости за вчерашнее. Соня… она была не в себе. Пьяна и озлоблена. Её слова, это не приговор. Я найду лучших диагностов, мы всё проверим. Мама печально покачала головой, её пальцы сжали складки платья. — Лучших? — она горько усмехнулась, и в этом звуке была вся боль мира. — Кирилл, сынок, Соня — дочь Императора. Её мать — лучший в империи маг-диагност, в её жилах течёт кровь, видящая самую суть вещей. Она не ошибается. Не в этом. Мама закрыла глаза, словно собираясь с силами, чтобы выговорить самое страшное. Я понимал, что она хотела, но так и не смогла сказать: что моя сестра — немаг. И навряд ли что-то можно изменить. В мире, где магия определяла статус, ценность и саму возможность занимать высокое положение, Тася становилась изгоем. Партия для неё теперь — разве что обнищавший дворянин или удачливый простолюдин. И это в лучшем случае. Мама взяла меня за рукав и отвела от дивана, подальше от Таси. — Кирилл, ты же всё понимаешь, ещё максимум год, и тебе придётся… — голос матери дрогнул, и она снова сжала платье, заставляя себя говорить. — По законам нашего рода… По законам, которые чтил твой отец и его предки… её имя… придётся исключить из семейной книги. Чтобы не позорить род. Чтобы сила Пестовых не ставилась под сомнение. Это было горькое осознание для нас. Не просто клеймо. Это была гражданская смерть в высшем свете. И моя мать, с её гордостью и амбициями, вынуждена была произнести приговор собственной дочери. В этот момент к нам подошёл Амат. Его тёмные глаза горели странным, почти фанатичным огнём. Он с силой, граничащей с болью, сжал моё запястье. — Я всё исправлю, Киря. Клянусь водами всех океанов. Я с недоумением посмотрел на друга, мой мозг, перегруженный катастрофой в «Яковлевке», с трудом мог что-то воспринимать. — Что ты исправлять собрался, Амат? — В далёком водяном секторе, — голос зазвучал низко и убеждённо, словно он декламировал древнюю сагу, а не строил воздушные замки, — есть легенда. Кристалл возрождения. Говорят, он способен пробудить магию в любом, раскрыть любой, даже мёртвый канал. Я найду кристалл. Для неё. Для меня, учёного, это звучало как примитивное суеверие, миф для тёмных крестьян. Но, глядя в глаза друга, я увидел не детский восторг, а холодную решимость взрослого мужчины, давшего нерушимый обет. Он верил. Или отчаянно хотел верить. — Ладно, Амат, — устало вздохнул я, высвобождая руку. Этот разговор был непозволительной роскошью, когда каждая минута на счету. — Делай что хочешь. Мысль о будущем Таси, о её сломанной судьбе, с болью отозвалась в сердце, но я грубо прогнал её. Прямо сейчас я не мог позволить себе размышлять о личном. Не тогда, когда жизнь тысяч людей в «Яковлевке» висела на волоске и решалась в эти самые минуты. Будущим сестры я займусь по возвращении. Мама, словно прочитав мои мысли и ощутив мою внутреннюю борьбу, тихо, с новой, щемящей нотой в голосе, спросила: — Кирилл… а Варя? Она же… она в «Яковлевке»… Я встретился с женщиной взглядом, и в нём было всё понимание, вся наша общая боль и страх. Я протянул руку и сжал её холодные пальцы, пытаясь передать хоть крупицу уверенности. — Знаю, мама, — твёрдо сказал я, глядя родительнице прямо в глаза. — Я всё сделаю. Я найду её. Обещаю. * * * В полдень центральный вокзал был похож на растревоженный улей. Солдаты грузились в вагоны, слышались отрывистые команды офицеров, лязгали сцепки. Я стоял у возвышающегося над платформой новейшего бронепоезда «Могучий». Его стальные борта были покрашены в тёмно-серый цвет, а из бронированных башен выглядывали длинные стволы артиллерийских орудий. Позади стоял его брат-близнец, «Дерзкий», и платформы с техникой, бронированными самоходками, оснащёнными антимагическими модулями. Я поднялся по трапу в командный вагон «Могучего». Внутри пахло свежей краской и машинным маслом. Раздался пронзительный свисток. С шипением и скрежетом поезд тронулся, набирая скорость. Поднялся на смотровую площадку, окинул взглядом горизонт, потом оглянулся: вокзал, особняки центральной колонии, знакомые очертания моих алхимических производств и складов — всё это поплыло назад, удаляясь и уменьшаясь. Ветер задувал через смотровые щели и трепал мне волосы. Я вновь погружался в тяжёлые мысли. Что я найду там, за телепортом в «Яковлевку»? Горящие руины, выжженную землю и горы трупов? Или, может быть, остатки сопротивления, людей, всё ещё ждущих помощи, цепляющихся за жизнь в аду, который обрушился на их дом? Но я знал, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы спасти своих. Глава 8 Бронепоезд «Могучий» нёсся на полном ходу, не экономя топливо, за ним оставался густой шлейф дыма, который сразу же разбивал следующий по пятам «Дерзкий». Оба летели, словно чёрные метеоры, пущенные по стальным направляющим. Я стоял на открытой площадке бронепоезда, и ветер свистел в ушах, не в силах сдуть с лица налёт усталости. Пейзаж за окном сменялся быстро и стремительно: ещё недавно мелькали ухоженные поля, теперь были леса и холмы. Внезапно небо на западе, прямо по курсу, пронзил гигантский луч света. Он ударил из-за облаков, словно копьё, и через секунду донёсся приглушённый, но зловещий грохот. Ещё один, чуть ближе. Это были не молнии. Это были прорывы. Точечные всполохи надвигающегося хаоса, прощупывающие слабые места. Их было не так много: три, от силы четыре за весь путь. Но каждая вспышка отдавалась тревогой в сердце, подтверждая худшие опасения: буря прорыва начинается и здесь. Наконец впереди показался вокзал у телепорта. Но подъехать к нему не удалось. Путь преграждал основательный завал из мешков с песком и колючей проволоки, а перед ним — кордон солдат. Моя стальная крепость на колёсах была вынуждена с шипением затормозить в сотне метров от цели. — Что за безобразие? — проворчал я, спускаясь по трапу на землю. — Кто посмел возводить препятствия на моих рельсах? Дайте проехать к порталу! Ко мне быстрым шагом направился молодой подпоручик, явно находившийся в смятении от огромных поездов с пушками. — Ваше сиятельство! Приказ генерала Воробьёва: никакие поезда не пропускать. Раздражение тут же закипело во мне. Я молча, сжав зубы, кивнул и, сопровождаемый Осипом, Иваном и Лёней, двинулся пешком через кордон. Солдаты расступились, пропуская нас. То, что предстало перед глазами, показывало безалаберность, помноженную на человеческую беспомощность. Прямо на территории железнодорожного вокзала раскинулся лагерь. Люди сидели на земле небольшими группами, у некоторых даже было что-то вроде навесов. Воздух гудел от криков, плача детей, приказов санитаров-медиков. Доносился едкий запах дезинфекции. Медицинская палатка с красным крестом оказалась забита под завязку. Это были беженцы. Те, кому удалось вчера вырваться из «Яковлевки» до того, как портал захлопнулся. Протиснувшись сквозь эту толчею, я наконец добрался до вокзала. С платформы открывался вид на арку телепорта. Портал не работал. Руны на столбах не горели, но они были целы, значит, кто-то просто отключил там магическую энергию, полностью обесточив. Вокруг телепорта солдаты, под руководством магов земли, возвели фортификационные сооружения: невысокие стены из спрессованного грунта, стрелковые ячейки, блиндажи. Вся эта оборона была развёрнута лицом к порталу, стволы орудий и пулемётов смотрели в безмолвную арку. Бред какой-то, я потряс головой, словно надеясь отогнать наваждение. — Где штаб? — спросил ближайшего солдата. Тот махнул рукой в сторону здания вокзала. И только тут я заметил на флагштоке не герб моей семьи или империи, а знак какого-то генерала, который тут всем командовал. Ну и что они тут все сидят? Военных — охотников на монстров, стражников телепорта, да и пехотных — было больше тысячи человек. Я шёл через эту толпу служащих, восседающих на платформе: кто-то откровенно спал, кто-то играл в карты. Мне казалось, что я слышу, как тикают невидимые часы, отсчитывая секунды до чьей-то смерти в «Яковлевке». В голове чётко и холодно щёлкнуло, как на лекциях по медицине катастроф в прошлой жизни: «золотой час». Критическое время, когда помощь наиболее эффективна. Почему они все бездействуют? Я не понимал. Я был не один. Позади следовал начальник охраны, Ильич. Он лично отобрал в охрану два десятка опытных бойцов, таких же, как он, ветеранов-охотников. Эти люди не знали, что такое паника. Они видели худшее, что только могут предложить пограничные миры, и выжили. Сейчас бойцы шли плотной группой, окружив меня, Осипа, Ивана, и Леонида Гурьевых. Проследовав через перрон, мы наконец добрались до здания вокзала, где разместился штаб. Пока я с Гурьевыми пробивался внутрь, Ильич коротким кивком отдал распоряжение своим людям. Охранники без лишней суеты расположились по внешнему периметру у штабного входа, встав так, чтобы контролировать все подходы. Они не проявляли агрессии, но позы и взгляды, бдительно скользившие по окружающим, ясно давали понять: ближе подходить не стоит. Пробиться к генералу Александру Ивановичу Воробьёву оказалось задачей непростой. Здание вокзала превратилось в укреплённый бункер. Перед входом в штаб была очередь из офицеров, каждый со своим «срочным» донесением, и она двигалась со скоростью больной улитки. Я воспользовался тем, что меня узнал один служащий, с которым, по всей видимости, мы вместе освобождали Балтийск. Протиснулся в кабинет. Помещение, которое выбрал для себя Воробьёв, было тесным и душным. Генерал сидел за массивным столом, по обе стороны адъютанты. Ещё один офицер стоял у двери. Воробьёв был подтянутым мужчиной лет пятидесяти, с усами-щёткой и идеально отутюженным мундиром. Но за этой вышколенной внешностью читалась паника, которую он маскировал раздутым до нелепости самомнением. — Ваше сиятельство, — мужчина кивнул, не вставая из-за стола. — Чем обязан? Время дорого. О, как он меня взбесил этой фразой! Время, видите ли, у него дорого, что же ты тогда со своими орлами штаны тут просиживаешь, вместо того чтобы людей спасать? — Генерал, портал необходимо активировать. Немедленно, — начал я, отсекая все церемонии. — Мои бронепоезда зайдут в «Яковлевку» и организуют оборону по периметру портала, чтобы вы смогли немедленно заняться эвакуацией людей. Мы можем спасти тысячи! Воробьёв смерил меня взглядом, полным холодного неприятия. — Невозможно. Не могу подвергать «Екатеринино» риску. Я руководствуюсь инструкцией № 42 по охране пограничных телепортов в условиях кризиса. Ресурсы ограничены, приказа свыше нет. Малейшая брешь — и сюда хлынет орда. Моя задача — удержание этого рубежа, а не создание новых угроз. — Какие угрозы⁈ — голос сорвался, и я с силой упёрся ладонями в стол. — Там, за этой аркой, люди! Если мы откроем портал, они хлынут сюда, и мы их спасём! Вы что, не понимаете? Вы своими руками хороните тех, кто ещё может быть жив! Перед глазами встали образы вассалов, оставшихся по ту сторону портала. Старый Пётр Бадаев и находившиеся там сыновья: Николай — бывалый вояка, Сергей — архитектор-фортификатор. А также Виталий Кучумов, которого я накануне отправил туда, чтобы он помог наладить новые литейные печи. Вся надежда была на них, на их ум и стойкость. Воробьёв оставался невозмутим. В нём я с яростью узнал тип, хорошо знакомый по прошлой жизни. Был у меня такой же нерешительный заведующий кафедрой, который боялся ответственности больше, чем провала всей миссии. Такой тип людей никогда не примет решение, не имея под ним спасительной бумажки с печатью. Аргументы были идеальным круговоротом бюрократического идиотизма: «Не могу, потому что нельзя. Нельзя, потому что не было приказа. Приказа не было, потому что нельзя». — Мои орудия направлены на портал на случай прорыва, а не для того, чтобы пропускать ваши непрошенные экспедиции, граф, — отрезал он, и в тоне прозвучала издевка. — Без высочайшего разрешения ни шагу сделать не позволю. — А если оно у меня будет? Воробьёв развёл руками. Вышел из кабинета. Это был бред. Как можно бездействовать, когда у него под рукой больше тысячи солдат и военных магов⁈ Я свистнул, привлекая внимание Гурьевых. Лёня тут же подбежал ко мне. — Кирилл Павлович? — Лёня, к телеграфу. Наша сеть здесь работает? — Так точно. Вокзальный телеграф работает, там мой человек, я уже проверил. — Разыщи мне Дмитрия Михайловича. Немедленно. Нужно узнать, где он и когда будет здесь со своими военными. Лёня кивнул и растворился в сутолоке, ловко лавируя между группами солдат. Я остался ждать, наблюдая, как к портальным укреплениям носят ящики с патронами. Они всерьёз готовились к обороне здесь. К пассивной обороне. Пока в «Яковлевке» гибли люди. Лёня вернулся быстрее, чем я ожидал, запыхавшийся, с сияющими глазами. — Нашёл! Дмитрий Михайлович в центральной колонии, на вокзале, там сейчас формируется ополчение из дворянских дружин, которые решили помочь. Что же касается военного эшелона, то он уже выдвинулся сюда и прибудет через шесть-восемь часов. Значит, не раньше, чем к ночи. Нет, это слишком долго. — Передай ещё одну депешу. Срочную, — со стальной ноткой в голосе сказал я, так что Лёня даже выпрямился. — Просьба… Нет, требование к Дмитрию Михайловичу наделить меня, Кирилла Пестова, чрезвычайными полномочиями для прохода через портал и проведения операции по спасению и эвакуации. Немедленно. Лёня, не задавая лишних вопросов, снова кивнул и рванул прочь, к телеграфу. Я наблюдал за удаляющейся фигурой, сжимая кулаки. Теперь всё зависело от воли моего друга. А время продолжало неумолимо истекать. Ко мне подошёл Осип. — Я знаю таких, граф, — тихо сказал он, кивая в сторону кабинета генерала. — Он не отступит. Ему даже если указ с небес принести, и то заподозрит в нём подлог. Воробьёв не человек, а воплощение параграфов. С ним не договориться. Я кивнул, но в глубине души ещё надеялся. Надеялся на здравый смысл, на авторитет Дмитрия. Лёня вернулся буквально через десять минут. Он сиял, улыбка до ушей, а в руке держал полоску телеграфной ленты. — Есть! Есть! — заорал он ещё издали. — Прямой приказ от Дмитрия Михайловича! — парень протянул мне бумажку. Я пробежался по тексту: «Генералу Воробьёву А. И. Немедленно предоставить графу Пестову К. П. и его отряду беспрепятственный проход через телепорт „Яковлевка“. Оказать полное содействие. Всецело возлагаю ответственность за последствия на него. Романов Д. М.» Я дал знак Осипу и Ивану Гурьевым следовать за мной. Не скрывая торжества, вошёл в кабинет генерала и молча швырнул телеграмму на стол. — Читайте! Ваш «приказ свыше». Воробьёв медленно, с пренебрежительной миной на лице, взял бумагу. Его глаза пробежали по строчкам, и на губах появилась кривая ухмылка. — Бумажка, — флегматично произнёс генерал, отшвырнув телеграфную ленту в мою сторону. — У меня нет возможности верифицировать её подлинность. Все телеграфы в колониях принадлежат вам. Это может быть искусной фальшивкой. Без личного приказа моего прямого начальника, генерала Вольцова, или, простите, личного указа Императора с гербовой печатью… я не могу пойти на такой риск. — Позвольте! — взорвался я. — Дмитрий Михайлович не кто иной, как наместник Императора в колониях! У него полномочия! — Я не вижу на этой бумажке ни печати, ни его собственноручной подписи, — холодно парировал Воробьёв. — Не могу я верить эмоциям, граф. И ничего вам открывать не собираюсь. Я вскипел. Обернулся к Гурьевым, стоявшим в дверях. Осип посмотрел на меня и едва заметно кивнул, его взгляд словно говорил: «Я же предупреждал. Дипломатия с таким не работает». Дипломатия окончена. Оставался один язык — язык силы. Я едва заметно двинул подбородком, указывая цели: Осип — левый адъютант, Иван — правый. Они ответили едва заметными кивками. — Генерал, у меня последний вопрос, — сказал я, чтобы отвлечь внимание, и в тот же миг сконцентрировался. Магия земли отозвалась мгновенно, как будто раскалённый камень только и ждал моего приказа. Каменная стена выросла перед дверью внутри кабинета. Теперь то, что будет происходить внутри, станет нашей тайной. — Что вы себе позволяете⁈ — вскрикнул Воробьёв, вскакивая. Но было поздно. Действовали мы со слаженной быстротой. Я резко взметнул руку, и кусок потолка, словно прицельный снаряд, отлетел и с глухим стуком пришёлся по голове офицера. Тот беззвучно осел на пол. В тот же миг Осип и Иван ринулись вперёд. Их руки вытянулись в сторону графинов с водой, стоявших на столах адъютантов. Вода послушно взметнулась, закрутилась в воздухе и с шипением обрушилась, мгновенно сковывая служащих гибкими, но прочными ледяными путами. — Мятеж! Под трибунал! — завопил Воробьёв. Один из адъютантов, тот, что был справа, оказался сильнее. Его руки, сжатые льдом, вдруг раскалились докрасна. Ледяные оковы с громким шипением обратились в клубы пара, обжигающие струи которого ударили в сторону Осипа. Тот застонал, отшатываясь, но в этот момент из-под стола метнулась серая тень. Мотя впился когтями в лицо адъютанта-огневика, заставив его с криком прервать заклинание. Я же схлестнулся с Воробьёвым. — Смирись, генерал! — бросил я, и пол у его ног ожил, смыкаясь вокруг сапог каменными щупальцами. — Щенок! — прошипел Воробьёв, и его собственная магия земли разнесла мои путы в пыль. — Я тебя… Он начал новое заклинание: руки сцепились в жесте, призывающем нечто более разрушительное. Ещё пара секунд — и шум будет не скрыть. Я действовал почти рефлекторно. Рука потянулась к визитнице, выдернула антимагическую пластину, и я швырнул её прямо под ноги генералу. Воробьёв замер с широко раскрытыми глазами, его заклинание рассыпалось в ничто, оборванное перед самым применением. Я шагнул вперёд и ударил его в висок гардой клинка. Генерал осел на пол без чувств. К тому времени Иван и Осип уже скрутили двух адъютантов. — Что будем делать, граф? — тяжело дыша спросил Осип, вытерев пот со лба. — Для начала свяжите их, — приказал я. Посадили пленников спиной к друг другу, а между ними я положил антимагическую пластину. Решил поговорить с адъютантами. Может, кто-то из них окажется посговорчивее. В итоге через двадцать минут два моих бронепоезда, ощетинившись вооружением, приблизились к телепорту. А мы с пленниками вышли из кабинета на перрон. — За это вас… трибунал! — всё хрипел генерал Воробьёв, даже не пытаясь вырваться. — Вы все пойдёте на эшафот! — Моя оборона теперь начинается там, — я кивнул на портал. — А вы пока побудете тут и понаблюдаете, как она должна быть устроена на самом деле. Развернувшись, я крикнул инженерам у панели управления порталом, которые в ужасе наблюдали за происходящим: — Активируйте портал! Немедленно! Они посмотрели на связанного генерала, тот неохотно кивнул. — Лёня, — я обернулся к юноше, — остаёшься здесь. Держи связь с Дмитрием Михайловичем. Как только мы пройдём, обязательно сообщи ему. — Будет исполнено, ваше сиятельство, — бодро кивнул он и тут же сорвался с места в сторону телеграфа. — Что же касается вас, генерал, то, как только второй бронепоезд начнёт входить в портал, вы будете свободны. Вас выпустят мои люди из последнего вагона. — Это произвол. — Произвол, генерал Воробьёв, это не выполнять приказы наместника Императора — Дмитрия Михайловича — и срывать мою спасательную операцию. — Я так просто этого не оставлю. — Не оставляйте. Дал знак начальнику своей охраны Ильичу. Тот с ехидной улыбкой слегка подтолкнул Воробьёва ко входу в последний вагон «Дерзкого». — Не беспокойтесь, ваше превосходительство, я лично составлю вам компанию на время этой небольшой прогулки. Гарантирую, мы за это время подружимся. Раздался нарастающий низкочастотный гул, исходящий от портальных врат. Столбы по краям гигантской арки один за другим вспыхнули, руны зажглись алым, как раскалённые угли. Поверхность между ними заколебалась, превратившись в вихревое марево кроваво-багрового цвета. «Могучий» со скрежетом и шипением пара медленно тронулся вперёд. Я вскочил на подножку и взобрался на площадку командной башни. Волосы трепало ветром, смешанным с энергетическими потоками телепорта. Голова бронепоезда коснулась мерцающей энергии и начала исчезать в ней, словно ныряя в кровавую воду. Я неотрывно смотрел вперёд, в клокочущую багровую пелену, за которой был мой долг, мои люди и моя старшая непутёвая сестра. Держитесь! Я уже в пути. По телу побежали мурашки — предвестники перехода между мирами. Глава 9 Последний вагон «Могучего» вырвался из багровой пелены портала. И тут же, словно физический удар, обрушилась жара. Воздух «Яковлевки» встретил меня не просто зноем, а плотной, раскалённой до немыслимости субстанцией. Она дрожала над землёй, искажая очертания ада, в который мы прибыли. Каждый вдох обжигал лёгкие, воздух пах серой и расплавленным камнем. Я знал, что через десять-пятнадцать минут внутри бронированного поезда станет невыносимо жарко, как в духовке. Но это было мелочью на фоне того, что творилось снаружи. Пейзаж напоминал инфернальные гравюры из старинных книг. Чёрные обсидиановые скалы, трещины в земле, сочащиеся багровым светом, и повсюду движение. Сотни, тысячи тварей. Огненные скорпионы, размером с телёнка, щёлкали клешнями. А между ними сновали, подпрыгивали и кидались на всё, что движется, сальпуги — паукообразные твари, размером с крупную собаку. Они были гиперагрессивны, нечувствительны к боли и покрывали землю живым шевелящимся ковром. — Орудия, огонь по крупным целям! Пулемёты, сектора очистки! — взревел я, не узнавая собственный голос. Пулемёты «Могучего» загрохотали, выкашивая ряды наступавших сальпуг. Из амбразур броневагонов метнулись сгустки магии: огненные шары и каменные шипы. Маги огня и земли были здесь наиболее эффективны. Здесь, на стыке огненного и земляного секторов, магия земли отзывалась на мою волю с пугающей лёгкостью. Казалось, раскалённая порода сама жаждала взорваться, подчиняясь приказу. Это была не просто магия — это была стихийная ярость, которую я лишь направлял. Вскинул руку, и земля перед самым бортом поезда вздыбилась веером обсидиановых игл. Несколько скорпионов, пытавшихся подобраться к вагонам, затрепыхались, насаженные на острия. Но с сальпугами этот фокус не проходил. Они были слишком быстры и юрки. Химическая реакция! Нужно не точечное воздействие, а изменение всей среды. Я сконцентрировался, ощущая, как раскалённая порода послушно отзывается. Не шипы, не отдельные выступы — я поднял целый участок земли площадью в несколько десятков квадратных метров, а затем резко опустил его, превратив в груду острых обломков. Сальпуги на секунду взлетели в воздух, а потом рухнули вниз. Жуткий хруст и визг на мгновение перекрыли шум боя. Взгляд скользнул к зданию вокзала, стоявшему в сотне метров. Оно было похоже на осаждённую крепость. Окна и двери заделаны камнем, а снаружи по стенам карабкались десятки сальпуг. У главного же входа огненный скорпион методично долбил клешнями в массивные двери, сделанные из железного дерева. С той стороны доносились приглушённые выстрелы. Кто-то ещё держался. — Вперёд! Малый ход! — скомандовал я, обращаясь к сигнальщику. — Очищаем путь к вокзалу! Но путь преграждали несколько товарных и пассажирских составов, брошенных в панике. Они создали смертельную пробку. — Таран! — крикнул я, стиснув зубы. — Не останавливаться! Жалко? Ещё как! Каждый вагон — это деньги, ресурсы, месяцы работы. Но сейчас на кону стояли жизни людей, находящихся в здании вокзала. «Могучий» с грохотом врезался в первый состав. Дерево и металл хрустнули, вагоны сходили с рельс, падали набок. Бронепоезд двигался сквозь хаос, расчищая себе дорогу. На соседних путях, радом с перроном, стоял ещё один брошенный пассажирский состав. Его бока были исцарапаны и обуглены, стёкл в окнах практически не осталось. Твари явно пытались кого-то выцарапать оттуда. Надеюсь, люди уцелели. Подойдя вплотную к вокзалу, «Могучий» остановился, превратившись в неподвижную огневую точку. Его орудия и пулемёты создали вокруг зону относительного спокойствия. Место для прибытия второго бронепоезда было расчищено, и почти сразу из портала показалась морда «Дерзкого». Но мой взгляд был направлен на здание вокзала. Словно почувствовав, что опасности рядом нет, двери приоткрылись. Оттуда, щурясь от света, стали выходить люди, в основном гражданские. Они были измождены, в обгоревшей одежде, многие с окровавленными бинтами на ногах. Их поддерживали бойцы в потрёпанной форме пограничной стражи. Лица стражников были серы от усталости и копоти, но в руках они крепко сжимали оружие. — Эвакуация! — мой голос прозвучал громко и властно, перекрывая звуки боя. — Всех выживших к порталу! Охранники, прикрыть! Люди бросились к мерцающей арке телепорта, до которой было рукой подать. Мои бойцы обеспечили живой коридор, отстреливаясь от изредка прорывавшихся тварей. Маги огня выжигали целые участки, создавая огненные барьеры. Ко мне подбежал старший из пограничной стражи телепорта, поручик с перевязанной головой, и коротко доложил: — Ваше сиятельство! Начали эвакуацию города. Но портал закрыли… а путь назад отрезали эти полчища! Спасибо, что пришли. — А что с городом? — переспросил я, глядя в ту сторону, где он располагался. — Яковлевка держится, — твёрдо сказал поручик. — Но им нужна помощь. Я кивнул, уже составляя в голове план. Первым делом надо переправить гражданских в «Екатеринино». Но когда я обернулся, чтобы проконтролировать процесс, понял, что обстоятельства снова изменились. Кольцо портала, в которое уже успела хлынуть примерно половина выживших, вдруг дрогнуло. Руны на столбах, только что горевшие ровным алым светом, мигнули, словно лампочка перед сгоранием, и… погасли. Мерцающая багровая пелена исчезла, оставив лишь безжизненную каменную арку. Портал закрылся. В голове словно кто-то выключил звук, а потом он вновь раздался, сначала вдали, а потом всё ближе и ближе. Шок, секундное непонимание, а затем леденящая душу ярость — всё это волной прокатилось по мне. — Что⁈ — взорвался Осип Гурьев. Его лицо исказила гримаса бешенства. — Это что за шутки⁈ Он же видел! Видел, что мы людей выводим! — Этот чёртов Воробьёв! — закричал Иван, сжимая кулаки. — Тварь! Что он наделал⁈ Как можно быть таким идиотом⁈ Я не говорил ничего. Я смотрел на мёртвый камень арки, а внутри всё застыло, превратившись в лёд. Генерал. Бюрократ в мундире. Он предпочёл запереть дверь, спасая свою шкуру от мнимого риска. Холодная и безжалостная решимость вытеснила всё остальное. Я медленно повернулся к своим людям. В их глазах хорошо читались отчаяние и гнев. — Воробьёв, — произнёс я тихо, но так, что каждый услышал. Голос был ровным, без единой нотки эмоций. — Я его убью, когда мы вернёмся. Но сначала сделаем то, за чем пришли. Ярость дала фокусировку, ясность. Мозг начал работать с бешеной скоростью, оценивая ресурсы и составляя новый план. — Внимание! — мой голос снова приобрёл стальные нотки. — Эвакуация отменена. Теперь наша задача — прорваться в город и помочь там. Всех оставшихся выживших в вагоны! Цепляем к «Могучему» те составы, что ещё на ходу! — я указал на несколько уцелевших пассажирских вагонов на соседнем пути. Началась лихорадочная деятельность. Вскоре наша импровизированная колонна была готова. Впереди — «Могучий», за ним три пассажирских вагона, набитых выжившими и ранеными. Прикрывали гражданских маги и стрелки. Замыкал шествие «Дерзкий», готовый отразить атаку с тыла. — Солдаты пограничной стражи, вы молодцы! — похвалил я измождённых военных, почти сутки державших тут оборону. Поручик устало кивнул, направляясь к пассажирским вагонам. Мои люди раздали из запасов бронепоезда фляги с водой, целебные отвары и макры для магов. Лекари, которых я предусмотрительно взял на борт, сразу принялись за тяжелораненых, залечивая страшные ожоги на ногах — следы попыток бежать по раскалённой земле этого мира. С шипением пара и лязгом сцепок наш стальной караван тронулся, набирая ход по направлению к Яковлевке. Всего каких-то пять километров. С момента прохода через портал прошло меньше часа, но из-за адреналина и концентрации казалось, что все три. Я стоял на командной площадке «Могучего», и рубашка, промокшая от пота, тут же покрывалась солевыми разводами, высыхая на раскалённом ветру. Дышать было тяжело, каждый глоток воздуха — словно глоток огня. А ведь это ещё вечер. Если бы мы прибыли в полдень, на обшивке можно было бы жарить яйца. КПД такого «солнечного коллектора» был бы запредельным. Но команда «Могучего» знала своё дело. Бронепоезда рождались здесь же, в шестидесяти километрах от портала, на моём вагоностроительном заводе, и были спроектированы для выживания в любом аду, который мог встретиться в колониях. Как только отбили первый натиск тварей и двинулись к городу, по всему составу с шипением и гулом заработала система охлаждения. Из вентиляционных решёток в коридорах и боевых отделениях хлынули потоки ледяного воздуха. Магия воды и воздуха, сконцентрированная в специальных рунных пластинах, создавала внутри поезда оазис прохлады. На стальных стенах тут же выступил иней, а измождённые бойцы, на секунду оторвавшиеся от амбразур, с наслаждением подставляли лица живительной стуже. Контраст был разительным. Стоило спуститься вниз по трапу, и из адского пекла попадал в освежающую прохладу. Но я оставался наверху. Нужно видеть поле боя. По мере приближения, сквозь пелену дыма и жары, начали проступать очертания Яковлевки. Город строился в своё время как форпост во втором круге миров. Он был возведён с учётом адского климата, царившего здесь. Узкие, как щели, улочки, чтобы создавать максимум тени; приземистые дома с толстыми каменными стенами, и повсюду, буквально через каждые двадцать метров, возвышались массивные водонапорные башни — артерии жизни в этом пекле. Мостовые были выложены огнеупорным сланцем, материалом, не нагревающимся даже в местном климате. Теперь, помимо рёва тварей и наших выстрелов, я чётко слышал низкий непрерывный гул, звон металла, взрывы, крики. Впереди, в городской стене Яковлевки, зияла огромная брешь. Два королевских скорпиона, величиной с локомотив, методично долбили её чудовищными клешнями. Но главной угрозой были даже не они. Рядом копошилось нечто, напоминающее гигантского бронированного монстра-носорога. Его массивная голова, увенчанная заострённым наростом, с размаху била в каменную кладку, и стена рассыпалась, словно песочный замок. Через пролом в город уже хлынула серая река сальпуг. Их агрессия и нечувствительность к боли сводили на нет все преимущества обороны. Сальпуги не просто бежали, они совершали резкие броски, покрывая за секунду дистанцию в десяток метров. Это было похоже не на бег, а на серию мгновенных прыжков. Вот одна из тварей замерла, словно сканируя пространство, и в следующий миг — фигак! — она уже на стене, впивается когтистыми лапами в камни. — Орудия главного калибра, огонь по гигантам! — скомандовал я, и «Могучий» тряхнуло от оглушительного залпа. Крупнокалиберные снаряды, заряженные алым макром, со свистом понеслись к цели. Снаряд с огненным макром, попав в броненосца, разорвался ослепительным шаром пламени, оставив на панцире глубокую дымящуюся вмятину. Скорпионы жестоко зашипели, когда по ним ударили снаряды с магией земли. От ударов их отбрасывало назад, а каменная крошка осыпала тварей как картечь. Пулемёты и картечные пушки взялись за сальпуг. Это была настоящая бойня. Заряд картечи, выпущенный из короткоствольного орудия, выкашивал скопления, превращая в кровавое месиво. Но их было слишком много. Отдельные особи, пользуясь своей феноменальной прытью, прорывались почти к самым бортам. И тут в дело вступили маги, включая меня. Я больше не поднимал шипы или целые пласты земли. Я создавал ловушки. Земля под ногами устремившихся к поезду сальпуг внезапно превращалась в зыбучий песок, а затем мгновенно спекалась в твёрдый камень, намертво замуровывая лапы. Монстров покрупнее я просто приподнял на каменном столбе, оторвав от земли, и они стали лёгкой мишенью для стрелков. Это был эффективный, почти инженерный подход к уничтожению. В этом мире я чувствовал не истощение от применения магии, а словно прилив сил, странное, почти симбиотическое единство с этой негостеприимной землёй. «Могучий» прокладывал дорогу через хаос. Пролом в стене был очищен сталью и магией. Гигантский жук, поваленный на бок, судорожно дёргал лапами, а королевские скорпионы, получив несколько прямых попаданий, отползали, истекая ядовито-жёлтой кровью. Ворота города со скрипом отворились, и наш бронепоезд, таща за собой прицепленные вагоны со спасёнными, вошёл в Яковлевку. Мой план был прост и жесток. Вначале «Могучий» должен отстегнуть вагоны с выжившими, а потом проехать по кольцевому железнодорожному пути, очистив подступы к городу. А «Дерзкий» пока останется здесь, прикрывая брешь в стене. Это даст время магам-фортификаторам из Яковлевки залатать дыры в обороне. Когда «Могучий», закончив свою кровавую работу, остановился у главных ворот с западной стороны, я вышел из поезда и сразу же поднялся на городскую стену, где меня встретила группа людей. Впереди стоял генерал-губернатор Лев Иванович Суханов. Я его едва узнал. Исчезла напыщенная важность, осанка высокопоставленного чиновника. Передо мной стоял уставший мужчина в потрёпанной и пропахшей гарью форме. Увидев меня, он бросился вперёд и схватил мои руки своими потными ладонями. — Кирилл Павлович! — голос срывался на хриплый шёпот, в глазах стояли неподдельные слёзы облегчения. — Спаситель! Я… я всегда знал! Я же говорил, что железные дороги — это будущее колоний! Я первый, первый из губернаторов, кто согласился, кто умолял вас начать строительство именно здесь! В его словах была такая наглая ложь, что меня чуть не передёрнуло. Отчётливо вспомнил переговоры в его обсидиановом кабинете, его чванливое брюзжание и то, как Суханов сломался лишь после того, как я предложил лечение от термической хвори. Заметил, как стоявшие за его спиной чиновники и маги местных родов опускают глаза, сдерживая улыбки. Все всё понимали. — Да уж, Лев Иванович, — мои губы тронула холодная усмешка. — Приятно видеть, что моё «безумное» железнодорожное строительство всё-таки пригодилось. Помнится, вы всё же сомневались в его целесообразности? Суханов замахал руками, словно отгоняя назойливую муху. — Какие сомнения? Что вы, что вы! Я всегда был уверен в вашем гении! — он обвёл взглядом свиту, пытаясь заручиться поддержкой. — Вот видите, как хорошо, что я тогда настоял! Настоял! Это было сильно сказано. Я кивнул, не в силах продолжать этот фарс. Я сразу перешёл к главному: рассказал губернатору вкратце о произошедшем у портала со стороны «Екатеринино» и здесь. Суханов аж побагровел от ярости. — Воробьёв⁈ Ах он, бумажный червь! Карьерист, трус! Я так и знал! Бюрократ, который боится испачкать мундир больше, чем потерять людей! — он развёл руками, и в глазах снова появился страх. — Что же теперь делать? Мы не можем с этой стороны открыть портал. — А как же свитки телепортации? — вдруг встрял кто-то из окружения генерал-губернатора. — Дубина! — взревел Суханов и ударил его ладонью наотмашь. — Ты откуда взялся такой? Бестолочь. Если бы ими можно было воспользоваться, мы бы уже ушли. Свиток телепортации работает только после третьего кольца миров. — Не паникуйте, Лев Иванович, — холодно остановил я мужчину. — К ночи ожидается прибытие Дмитрия Михайловича с основными силами. Эта неразбериха будет вскоре завершена. Мы провели на стене ещё минут двадцать, наблюдая, как «Могучий» завершает зачистку передовых позиций. Монстры, лишившись своих гигантов и неся чудовищные потери от шквального огня, начали отступать. Это был не организованный отход, а бегство. Словно какой-то коллективный разум, управляющий ими, осознал, что здесь ему лакомый кусок не достанется. Убедившись, что обстановка стабилизирована, я посмотрел в сторону горизонта, куда уходили железнодорожные пути. — Мои заводы, Лев Иванович. Слышали какие-нибудь новости? Суханов безнадёжно развёл руками. — Новостей нет, Кирилл Павлович. Уже почти сутки. С той стороны доносятся непрерывные взрывы. Взгляните. Губернатор протянул мне бинокль. Я пригляделся. На горизонте, в направлении моих предприятий, стояло зловещее багровое зарево. Вспышки взрывов освещали небо, и чёрный густой дым стелился там по земле. Это были не случайные пожары. Это была картина полномасштабных боевых действий. — Идём, — коротко бросил я группе людей, сопровождавших меня. — Нужно успеть до наступления ночи. — Кирилл Павлович, умоляю! — Суханов схватил меня за рукав. — Останьтесь! Или оставьте один бронепоезд! Ночью здесь активизируются ночные твари! Без ваших орудий мы не продержимся! Я посмотрел на него, а потом обвёл взглядом стену. Пролом с восточной стороны города уже заделан. Скоплений тварей рядом с городом нет. Всё под контролем. — Мои люди сделали самое трудное, Лев Иванович, — сказал я твёрдо. — Пробили дорогу, стабилизировали фронт. Ваша задача — продержаться. Скоро подойдёт Дмитрий Михайлович с подкреплением. А мой долг — там. Мои люди дерутся на заводах. Я не могу их бросить. Он пытался ещё что-то сказать, но я уже развернулся и пошёл к лестнице, ведущей со стены вниз. Сердце сжималось от тревоги, но разум твердил одно: нужно успеть. Взобравшись на командирскую площадку «Могучего», я приказал машинисту: — Полный ход! Шестьдесят километров до заводов. Вперёд, до ночи время ещё есть! Свисток бронепоезда пронзительно взревел, возвещая о новом броске в пекло ада. Стальной гигант рванул с места, оставляя за собой спасаемый, но всё ещё гибнущий город. Глава 10 Уже наступали сумерки, а бронепоезда всё ещё шли к моим производствам. Они неслись по рельсам на максимально возможной сейчас скорости, километров двадцать-двадцать пять, и причина была не в осторожности машинистов. Поезда то и дело вздрагивали от глухих ударов и скрежета, тараня монстров, оказавшихся у них на пути, а ещё стреляли по скоплению сольпуг и огненных скорпионов, то и дело попадавшихся то тут, то там. Я стоял на открытой площадке, вцепившись в поручни, и чувствовал, как тревога всё больше сжимает сердце ледяными тисками. Нужно успеть до ночи. В темноте тварей будет ещё больше. К земноводным, скорее всего, присоединятся летающие монстры. Уже километров через тридцать «Могучий» наконец смог разогнаться. Но чем дальше мы уезжали от столицы колонии, тем реже встречались твари. Эта внезапная пустота настораживала куда больше, чем яростные атаки. Но это было логично. Ведь если это не хаотичный прорыв, а спланированное вторжение, то удар должен быть сосредоточен на ключевых узлах. На городах. На производствах. На местах скопления людей. Мысленно пробежался по карте колонии: столица, которую я со своими людьми только что стабилизировал, город Рудный на северо-западе, у самых копей, с телепортом в земляной сектор, и город Железняк на юге, где был портал в самый беспокойный, огненный сектор миров. Все они теперь под ударом. Шаги на крутой железной лестнице заставили меня обернуться. На площадку, щурясь от набегающего горячего ветра, поднялись братья Гурьевы. — Кирилл Павлович, — первым заговорил Осип, перекрывая вой стихии, — не по себе от этой тишины, словно буря готовится обрушиться. Как думаете, производства удержались? — Должны, — ответил я, всматриваясь в зарево впереди. — У Петра сын Сергей — фортификатор, он наверняка тут что-то настроил. Я не ответил и обернулся к лестнице, по которой на площадку взошёл начальник моей охраны, Ильич. И пока Гурьевы нервно переминались с ноги на ногу, он невозмутимо достал трубку и раскурил, спокойно оглядывая округу. Осип не выдержал. — Ильич, да как ты можешь? — почти взорвался он. — У тебя там ребята, а ты стоишь, словно на прогулке! Ильич медленно выдохнул струйку дыма. — Чего нервничать-то, Осип Матвеевич? Обороной на производстве командует Василий Снежный. Парень он бывалый, не из таких переделок выбирался. Не одно десятилетие в армии отпахал, на двух прорывах побывал. Да что тут говорить… — Ильич кивнул в мою сторону. — Кирилл Павлович его знает. В «Братске», когда твари только стали прорываться в водном секторе, с ним бок о бок стояли. Его слова вернули меня в тот день. Жаркие барханы, преследование монстров и прицельный залп взвода Василия Снежного, который буквально вырвал меня и моих друзей из клешней тварей. Я был обязан ему жизнью. Позже, конечно, я вытащил всех нас из той мясорубки, но чувства взаимного долга и уважения остались. Ефрейтор Снежный был прирождённым воином и командиром. Чем ближе мы подбирались к заводам, тем ярче полыхало небо впереди. Вскоре тревога понемногу начала сменяться нарастающим удивлением. Сквозь багровую дымку проступали незнакомые величественные силуэты. Сначала я принял их за какой-то новый горный хребет, которые часто появлялись в этом мире словно из неоткуда, но по мере приближения я понял, что ошибался. Это были не горы. Это были оборонительные сооружения колоссального масштаба. Высокие многоярусные валы и стены из спечённого обсидиана образовывали несколько рубежей обороны, и стало ясно: бой кипел здесь лишь на внешнем периметре. Внутренняя же стена завода, построенная первой, стояла нетронутой. А свет, тот, что я принял за огни магического боя, был от прожекторных лучей, режущих сумеречную мглу, он освещал всю территорию вокруг предприятия. Рабочие, вооружённые ножами и телегами, методично потрошили туши монстров, которыми была усеяна земля между рубежами. То и дело где-то на дальних подступах раздавались редкие пушечные выстрелы. Увидев бронепоезд, люди замахали руками, послышались крики: — Кирилл Павлович! Приехал! Спаситель наш! Стоял, оглядываясь, и чувствовал, как ком подкатывает к горлу. Безумная радость от того, что сердце моей промышленной империи бьётся, смешивалась со жгучим стыдом. Я мчался сюда, ожидая руин и смерти, готовый к последнему бою, а меня встретила неприступная крепость и ликующие лица. Но как? Как им это удалось? «Могучий» въехал на территорию через массивные, усиленные сталью ворота, которые с грохотом захлопнулись уже за «Дерзким». Внутри меня поразил не хаос, а слаженная суета. Повсюду сновали люди, но не в панике, а с чётким пониманием своих задач. Едва я сошёл на землю, навстречу бросился Пётр Бадаев. Старый вассал был явно измотан до предела. Морщины на его лице стали глубже, одежда в пыли. — Кирилл Павлович! Слава четырём стихиям! — голос старика дрогнул, и он схватил мою руку, сжимая так, словно боялся, что я исчезну. Из поезда вышли Гурьевы, и тут же обняли Петра, хлопая его по плечам. — Пётр, дорогой! Живой! Как вы уцелели? Мы думали, тут уже всё! Я окинул взглядом двор: выстроенные в ряд цехи, работающие подразделения, сложенные в пирамиды магические ружья и ящики с боеприпасами. — Пётр, — перебил я, — это грандиозно. Но как вам это удалось? Объясни. Бадаев-старший тяжело вздохнул, вытер лоб рукавом. — Две причины, Кирилл Павлович. Первая — фортификация. Сергей строил не для галочки. Он использовал местный обсидиан, рельеф, создал многоуровневую систему. И он знал, что защищает не казённые стены, а свой дом, свою семью. Потому он не скупился и делал всё по совести, в отличие от тех чинуш, что занимались обороной городов. Я кивнул, уже возведя Сергея Бадаева в ранг настоящего гения. — А вторая причина? — Люди, барин. В одном только литейном цеху рабочих больше четырёх сотен. Да, и почти все маги — «единички». Но каждый отслужил на границе по пять-десять лет в охотничьих отрядах. Они все профессионалы, прошедшие не один десяток боев. Их магия слаба по отдельности, но сконцентрированная в одном направлении творит чудеса. Это как картечный залп, — Пётр сделал выразительный жест рукой. — Попробуй от такого укрыться. Картина вырисовывалась ясная: талантливый инженер-фортификатор и закалённые в боях ветераны — идеальный союз для выживания. Но где же создатели этой обороны? Я огляделся. — Пётр, а где Сергей? Где Николай? И Виталий Кучумов? И начальник охраны предприятия Снежный? Лицо Петра Бадаева помрачнело. Он отвёл взгляд, и в глазах мелькнула тень. — После того как мы отбили основную атаку и поняли, что предприятию уже ничего не угрожает… Приняли решение организовать спасение горожан. Моё сердце на мгновение замерло. — Но на чём? — На новых локомотивах, которые ещё только ждали отгрузки. Мы прицепили к ним все вагоны, которые были на ходу. Я одобрительно кивнул. А Пётр продолжил: — Один состав ушёл в Рудный. Им командует Василий Снежный. Он вместе с Сергеем отправился. А второй… Пётр замолчал, глотнув воздух, и посмотрел прямо мне в глаза. Во взгляде я увидел тревогу. — Второй ушёл в Железняк. Его ведёт… Варвара Пестова. Услышав имя сестры, я почувствовал, как почва уходит из-под ног. Молниеносная тревога пронзила меня. И тут же подошла волна непонимания, почти ярости. Варвара? Командир поезда? Что за бред? В сознании сразу всплыл её образ: изгнанница, предательница, слабая и запутавшаяся девушка, поступок которой чуть не стоил жизни мне, матери и младшей сестре. Она должна отбывать наказание в безвестности, а не вершить судьбы в самом пекле! Это попросту невозможно! Я схватил Бадаева за рукав, заставив его вздрогнуть. — Пётр, ты в своём уме? — прошипел я, стараясь, чтобы меня не слышали остальные. — Как ты мог отпустить её? Доверить командование, людей? Она же… — Я ничего не доверял, Кирилл Павлович, — перебил Бадаев. — Ваша сестра сама взяла на себя командование. Когда стало ясно, что нужно отправлять второй состав, а всех опытных командиров, способных возглавить вылазку, разобрали… она просто подошла, взяла карту и сказала: «Я знаю дорогу. Я поведу их». Снежный был против, но времени на споры нет. Каждая минута стоила жизней. — И ты позволил? — в моём голосе зазвенели стальные нотки. — Я дал ей шанс, — тихо, но твёрдо ответил Пётр. — Возможно, она так хотела искупить вину перед родом. А люди… люди пошли за ней добровольно. Все видели, как твоя сестра почти сутки на стенах стояла, отбивая атаки тварей. Она изменилась, Кирилл. Ты бы не узнал её сейчас. — Ну да, конечно, изменилась, — я с горькой усмешкой провёл рукой по лицу, с силой надавив на веки, словно пытался выдавить из себя накатившую усталость и это абсурдное известие. Пальцами я растёр виски, чувствуя, как под ними пульсирует напряженная жила. Командир — Варвара! Да как же такое возможно! — Не переживайте так, Кирилл Павлович, — тихо, по-отечески добавил Пётр, кладя руку мне на плечо. Его прикосновение было тяжелым и немного успокаивающим. — С ней отправились мой старший сын Николай и Виталий Кучумов. Они не дадут девушке совершить ошибок. Прежде чем я успел найти слова для ответа, громовой крик дозорного прорезал ночной воздух, на мгновение заглушив всё: — Поезд! Вижу состав! Пётр повернулся в ту сторону. — С Рудного, значит. Открыть ворота! — скомандовал он. Как по мановению дирижёрской палочки, вся организованная суета на заводском дворе замерла на мгновение, а затем перешла в новый режим — режим встречи. К грузовой платформе устремились свободные от дел люди. Через десять минут состав остановился. Вагоны были помяты, в них не хватало окон, а где и части обшивки, весь локомотив в крови от тварей. Явно пробивался в Рудный, используя таран. Из распахнутых дверей вагонов хлынул поток людей, в основном это были женщины, дети и старики. Я наблюдал, как их встречают, как обнимают, как уводят вглубь территории, где уже были развёрнуты походные кухни и лазареты. В груди поднималось чувство гордости. Не за себя, а за своих людей. За охранников, стоявших на обороне. За рабочих, которые не паниковали, а помогали. Они не просто выживали. Они работали. Они создали здесь не только оборону, но и островок порядка. Пётр Бадаев, стоявший рядом, словно прочитал мои мысли. — С такими людьми, Кирилл Павлович, мы выдержим не одну волну монстров, — тихо сказал он. — Уверен, смогли бы удар и втрое сильнее выдержать, и отпор дать. Из состава к нам спешили Сергей Бадаев и Василий Снежный. Оба уставшие, но довольные от чувства выполнено долга, покрытые слоем пепла и копоти. Василий, не теряя воинской выправки, подошёл ко мне и встал по стойке смирно. Его доклад прозвучал чётко и по-военному: — Рудный держится, ваше сиятельство. Эвакуировали в первую очередь женщин и детей. Местные ополченцы и оставшиеся мужчины продолжают держать оборону. Мы доставили им боеприпасы и подкрепление — два десятка наших стрелков. Но для полной эвакуации или усиления обороны необходим второй рейс. Решение созрело мгновенно. — Приказываю: бронепоезд «Дерзкий» немедленно сопровождает состав в Рудный. На месте оцените обстановку. Если город можно удержать, помогайте обороняться. Если нет, то проводите полную эвакуацию. И восстановите телеграфную связь, — добавил я, зная, что в отличие от обычных составов, наши бронепоезда укомплектованы запасом специального кабеля, который можно разматывать прямо на ходу, обеспечивая непрерывную связь с базой. — Мне нужна ясная картина происходящего. Действуйте. Начальник «Дерзкого», приняв приказ, тут же направился исполнять его. Но Василий Снежный, вопреки ожиданиям, не последовал за ним. Командир замер на месте, и его взгляд, полный беспокойства, забегал по лицам присутствующих. — Пётр Арсеньевич, — резко, практически выкрикнул он, обращаясь к Бадаеву-старшему, — а из Железняка весточки нет? Они уже должны были вернуться! — Не вернулись ещё, — покачал головой Пётр. — И телеграф молчит. Судя по всему, восстановить не удалось. Василий сжал кулаки, его скулы напряглись. — Но это же абсурд! До Рудного полтораста километров, а до Железняка всего сто двадцать! Они выехали раньше нас и должны были оказаться здесь первыми! Снежный посмотрел на бронепоезд, готовящийся к отправлению. — Ваше сиятельство, надо идти на помощь в Железняк. — Так и сделаю Василий, так и сделаю, — я хлопнул ефрейтора по плечу, разворачиваясь к составу. — Ваше сиятельство, — остановил меня мужчина, — можно я с вами? Я повернулся и приподнял бровь. — Кирилл Павлович, я пока здесь служил, все подъезды к этим городам выучил. Знаю ещё с мирного времени, где монстры любят устраивать засады на железнодорожном пути. Да и в городе том, считай, как свои пять пальцев каждую улочку знаю. Могу быть полезен. В его голосе звучала не только служебная ревность. Там скрывалось что-то личное. Мне было непонятно это внезапное упорство. Но я кивнул в знак одобрения. И Василий тут же убежал отдавать какие-то распоряжения. Вернувшись в командный вагон «Могучего», я не мог отделаться от растущего беспокойства. Почему нет вестей из Железняка? Что могло пойти не так? Я отдал несколько распоряжений. — «Могучему» подготовиться к немедленному выдвижению в сторону города. Инженерам проверить «жучков» — так я назвал девять бронированных внедорожников «Волго-Балт», размещённых на борту каждого бронепоезда. Они были нашим козырем для мобильных действий. — С «жучками» всё в порядке, ваше сиятельство, — доложили мне. — Заправлены, исправны. — Отлично. Пусть команды будут наготове. Через десять минут «Могучий» с шипением пара и лязгом стали тронулся в путь. Я снова забрался на командную площадку, вглядываясь в темноту, которую прорезал лишь мощный прожектор бронепоезда. Ко мне, словно тень, поднялся Василий Снежный. Он, стараясь скрыть волнение, отошёл к поручням и, стоя по ходу движения состава, что-то беззвучно бормотал себе под нос. Я прислушался и сквозь шум ветра поймал обрывки фраз: «С Варварой Павловной все в порядке. Она справится. У неё характер». Но эти повторения лишь подчёркивали его глубочайшую, выедающую тревогу. Через несколько минут мужчина подошёл ко мне. Встал рядом, уставившись вперёд, но я видел, как Василий покусывает губу, а его пальцы нервно барабанят по поручню. — Ну, что там у тебя, Василий? — наконец не выдержал я. — Говори. Вижу, тебя что-то гложет. Он глубоко вздохнул, словно готовясь прыгнуть в ледяную воду. В глазах Снежного в свете багровых отсветов лавы читалась решимость, смешанная со страхом. Словно он делал выбор: сейчас или никогда. — Кирилл Павлович, разрешите обратиться не по службе, — голос дрогнул, сорвавшись на хрипоту. Я смотрел на него с недоумением. Ожидал чего угодно: тактического совета, доклада о слабых местах в обороне, но не этой солдатской нерешительности. Василий сделал шаг ко мне, его лицо, озарённое снизу адским светом лавовых потоков, а сверху холодным сиянием луны и то и дело мерцающими в ночном небе лучами прорыва, было искажено внутренней борьбой. Он сглотнул и… — Я… я прошу у вас разрешения, — выпалил Василий, глядя мне прямо в глаза. — Когда всё это закончится… прошу руки вашей сестры, Варвары Павловны. Я буду ей верным мужем и опорой. Клянусь честью офицера и солдата. Я застыл, поражённый этим выстрелом в упор. Воздух словно вырвали из лёгких. Мой мозг, привыкший к анализу и логике, отказывался обрабатывать данную информацию. Уставился на него, пытаясь найти хоть каплю здравого смысла в услышанных словах. — Что ты сказал⁈ — всё, что я смог выдавить из груди. Глава 11 Время застыло для меня. Даже невыносимая жара огненного сектора померкла перед тем, что прозвучало. Грохот колёс, свист ветра — всё отдавалось оглушительным звоном в ушах. Мозг, отточенный годами научной работы и привыкший раскладывать любую проблему — от кинетики химических реакций до логистики многоуровневого производства — по полочкам, дал сбой. В моём мире, мире логики и расчёта, подобное было бы смешным курьёзом, темой для анекдота про наивного стажёра, влюбившегося в дочь генерального директора. Но я был не в своём мире. Я был в теле барона Кирилла Пестова, где понятия «честь», «статус» и «род» значили куда больше, чем компетенции и KPI. Здесь такой поступок был не наивен. Он был дерзок. Он был вызовом. Неловкая пауза растянулась, наполняясь рёвом стихии и гулом моей собственной крови в голове. Я медленно, будто против воли, опустил руки, которыми разминал виски. Взгляд упал на Снежного, в котором смешались все оттенки ярости: от холодного, пронизывающего негодования до ослепляющей вспышки гнева за саму абсурдность ситуации. — Ты это серьёзно⁈ — прорычал я. Василий стоял, вжав голову в плечи. Солдатская выправка изменила ему. Мужчина выглядел подавленным моей реакцией, но не раскаявшимся. Во взгляде читалась упрямая решимость. — Ваше сиятельство… я прошу лишь возможности… — он попытался что-то сказать. Его слова, видимо, застревали в горле, не в силах найти достойных аргументов против железной аристократической логики, которую я сейчас олицетворял. — Возможности? — я позволил себе усмехнуться. — Объясни мне, Снежный. Объясни, как ты, человек, несомненно, храбрый и заслуживший уважение, но без роду, без капли магии в крови, осмелился поднять глаза на мою сестру? Пусть она и в опале. Пусть я её и выгнал. Но она по-прежнему Пестова! Он пробормотал что-то о чувствах, о том, что видел, как она изменилась, как сражалась на стенах. Это было трогательно. И невероятно наивно. — Чувства? — мои слова стали резкими, рубящими. — Прекрасно. А что ты можешь ей предложить кроме этих чувств? Кров над головой? Зарплату начальника охраны? Может, ты купишь библиотеку магических фолиантов, чтобы Варя могла развивать свой дар? Или обеспечишь детям достойное положение в обществе, связи, образование, доступ в магические академии? Или, может, твоя фамилия откроет перед сестрой двери аристократических салонов, которые захлопнулись по моей воле? Ответь, Василий. Что? Конкретно. Что ты, простой солдат, можешь ей дать? Он молчал. Кулаки сжаты. В глазах читалась боль, но и упрямство. Это упрямство, эта глупая солдатская прямота, которую я в иной ситуации мог бы даже уважать и позавидовать, сейчас вывели меня из себя окончательно. Всё, что накопилось за эти бесконечные часы: прорыв, страх за заводы, шок от новости о Варваре-командире, сейчас вырвалось наружу. — Я что, по-твоему, выгляжу настолько снисходительным? — зашипел, делая шаг вперёд. Василий инстинктивно отступил. — С чего ты взял, что статус Варвары Пестовой теперь сравнялся с твоим? То, что я её наказал, не значит, что я спустил её с социальной лестницы прямиком в твои объятия! Да, я её выгнал! Но я следил за ней! Я дал ей шанс исправиться, остыть, а не объявил вольную для всех желающих! Ты перешёл черту, Снежный. Чёртову пропасть! Я был откровенно груб. Я унижал его. Но ярость и усталость говорили во мне голосом этого мира, голосом аристократа, чьи устои пошатнулись. Отдать прогневавшую меня сестру первому встречному? Да вы в своём уме? Как бы она меня ни расстроила, Варя остаётся моей старшей сестрой. Частью моей семьи. Напряжение достигло пика. Мы оба понимали, что ещё одно слово, один неверный взгляд — и обратной дороги не будет. Мне придётся сделать то, что диктуют законы этого мира. А я, чёрт возьми, научился им следовать, чтобы выжить. — Уходи, — прошипел я, поворачиваясь к ефрейтору спиной и снова впиваясь взглядом в багровую тьму впереди. — Уходи, пока я ещё могу говорить спокойно. И чтобы я больше ни слова об этом не слышал. Пока ты не ляпнул ещё чего-то… Хотя бы из уважения к той службе, что ты нёс у меня. Уходи с глаз. Секунда тягостной тишины, нарушаемая лишь воем ветра и скрежетом металла. Потом я услышал, как сапоги Василия тяжело зашаркали по металлу, отступая. Он ушёл, не сказав больше ни слова. Я остался на площадке один, вцепившись до боли в поручень. В груди бушевал ураган. Ярость, смешанная с остатками шока. «Прошу руки вашей сестры». Чёрт возьми! В какой момент моя жизнь превратилась в сюжет дешёвого романа? Я заставил себя дышать глубже. Вдох. Выдох. Раскалённый воздух обжигал лёгкие, но хоть это отвлекало. Вдох. Выдох. Нельзя. Нельзя сейчас поддаваться эмоциям. Мы на территории, кишащей тварями. Впереди бой. Возможно, гибнут люди. И среди них… Нет, не сейчас. Выкинь из головы мысли о судьбе сестры. Я снова сосредоточился на дыхании, пытаясь вернуть себе контроль. В голове почему-то промелькнули сложные химические формулы. Реакции. Но реакции предсказуемы, надо лишь соблюсти условия. А люди? Люди — нет. Вдруг я заметил вспыхивающие впереди огоньки. Сначала редкие, потом всё чаще. Не стабильный свет прожекторов или пожаров, а короткие и яростные всполохи. Оранжевые и алые взрывы магии огня, голубые молнии, пронзающие небо, и бесчисленные, крошечные, как искры, вспышки выстрелов из огнестрельного оружия. Пиф-паф! Тут же показалось, будто я уже слышал этот отдалённый сухой треск. — Прожектора! Готовность к бою! — скомандовал я. Мощный луч «Могучего» прорезал тьму. Мы приблизились к месту боя. Поезд начал тормозить. Впереди, в трёхстах метрах, рельсы были грубо разорваны, будто гигантский нож пронзил землю в нескольких местах. За первым разломом виднелся второй, а дальше третий. Земля вокруг дыбилась и оседала, а из глубин, из трещин шириной от метра до пяти, лился зловещий багровый свет. Лавовые реки. Они текли неглубоко, размывая грунт и ломая стальные пути. Поезду тут не пройти. Мой расчёт был молниеносным. Пока будем возиться с размытой дорогой, монстры могут уничтожить состав с Варварой. — Готовить «жучков» к высадке! — скомандовал я. — Команде восстановления — приступить к работе: расчистить и укрепить путь для «Могучего»! Артиллеристам приготовиться оказать поддержку! Я спустился вниз, в командный вагон, где уже кипела работа. — Связь с заводом! — бросил я телеграфисту. — Сообщите Петру Бадаеву: пути расчищены, отправить составы для эвакуации. Срочно! Пока тот стучал ключом, я спустился на землю, где уже стояли девять бронированных машин с пулемётами. Они выглядели неуклюжими «жуками», но именно этот транспорт поможет сейчас добраться до терпящего бедствие состава. — Экипажи, слушайте! Задача — прорваться к тому поезду, — я указал на огни боя в двух километрах от нас, — установить связь, оценить обстановку и прикрыть эвакуацию, если это возможно. «Могучий» подойдёт, как только путь будет восстановлен. Вперёд! Под рёв двигателей наш маленький отряд тронулся в путь. Ехать по разбитой, искорёженной земле было адски трудно. «Жучки» подпрыгивали на кочках, кренились. Небольшие огненные трещины мы преодолевали легко, благодаря мостам, сооружённым магами земли. Я сидел в командирской машине, на переднем сиденье рядом с водителем, маг огня расположился сзади, готовый в любой момент применить свой дар. На турели, за пулемётом, замер стрелок. Пейзаж за окном был сюрреалистичным и пугающим. Багровый свет из-под земли бросал длинные прыгающие тени, в которых чудилось всякое, и чудилось не зря. Первыми из расщелины, с шипением, будто раскалённый металл опустили в воду, выползли два огромных лавовых паука, их панцири потрескивали от жары. Они не стали даже целиться, а просто выплюнули сгустки жидкого огня в нашу колонну. — Не снижаем скорости! — крикнул я. Стрелок на моей машине резко развернул турель. Тра-та-та-та! Очередь комбинированных патронов, где обычные бронебойные чередовались с трассирующими и моей новой разработкой — снарядами с крошечными антимагическими сердечниками — прошила первого паука. Он взорвался, разбрызгивая сгустки расплавленной породы. Второго снесла машина. — Слева, воздух! — раздался крик стрелка. Из багрового марева ночи вынырнули твари, похожие на стрекоз, размером с сельскохозяйственный дрон. Их длинные костлявые тела заканчивались жалами, а крылья издавали противный высокочастотный гул. Они пикировали на колонну. — Маги воздуха, щиты! — скомандовал я, усиливая голос магией. Из пяти машин, где были владеющие воздушной стихией, вырвались невидимые волны. Воздух перед ними сгустился, стал вязким. Стрекозы, врезавшись в эти барьеры, теряли скорость, их пикирование сбивалось, и они становились лёгкой добычей для пулемётчиков и огненных магов. Несколько тварей разорвались недалеко от меня, разбрасывая липкую тлеющую слизь. Из большой лужи лавы выползло нечто, напоминающее толстую, покрытую чешуёй гусеницу. Она раздулась и выплюнула шар концентрированного магического пламени прямо в центр нашего строя. — Антимагический модуль, включить! — рявкнул я водителю. Тот щёлкнул переключателем на панели. Я почувствовал пустоту, потерю контроля над стихией. Огненный шар, не долетев до брони, рассыпался на безобидные искры, словно его и не было. Пулемётные очереди трёх машин тут же превратили гусеницу в решето. Мы мчались вперёд, оставляя позади дымящиеся останки тварей. Бой был жестоким, отрывистым, но наши тактика и оснащение срабатывали. Я отмечал эффективность антимагических патронов и модулей: лабораторные испытания это одно дело, а реальные боевые условия — совсем другое. Но результатом я был очень доволен. И по возвращении обязательно подготовлю Романову подробный доклад с предложениями по внедрению этой техники в армию. И вот, когда до огрызающегося в пекле тварей состава оставалось не более пятидесяти метров, мы остановились на краю пропасти. Она была не такой, какие мы пересекали до этого. Это был настоящий каньон. Шириной метров в двадцать, а то и больше. На дне быстро неслась река из расплавленной породы, отбрасывая багровое сияние на отвесные стены. Железнодорожное полотно было разорвано и свешивалось с обеих сторон. С противоположной стороны, почти вплотную к обрыву, стоял состав. Он был забит людьми. Они виднелись повсюду: в проёмах окон, на крышах, цепляясь за выступающие детали. Эта картина мне напомнила индийские поезда, где пассажиры ехали буквально везде. Эта скученность, казалось, и была их спасением. Поезд отстреливался со всех сторон, как дикобраз, выпустивший иглы. Вспышки магических заклинаний смешивались с сухим треском огнестрельных залпов. Твари волнами накатывали на эту стальную крепость, получая организованный отпор. Сразу нашёл взглядом Варвару. Она не пряталась в глубине вагона, а стояла на крыше рядом с импровизированным пулемётным гнездом. Я был удивлён, когда увидел магию сестры. Она резким, отточенным жестом вскинула руку, и из земли перед штурмующей толпой сальпуг взметнулся частокол обсидиановых шипов. Заклинание третьего, если не начала четвёртого уровня. Чёрт возьми! За несколько месяцев в этой адской дыре она совершила рывок, на который у многих магов уходят годы. Рядом я заметил Николая Бадаева, его магия земли была грубее, но не менее эффективной. Он создавал под ногами тварей мгновенные провалы, из которых они уже не выбирались. На другом вагоне Виталий Кучумов отбивался от летающих тварей, и я с изумлением заметил, как из его руки вырвалась короткая, но молния, которая пронзила одну стрекозу, а затем, разветвившись, ещё двух. Огневик тоже рос, адаптировался. — Мост! — крикнул я, выпрыгивая из машины. — Не для поезда, только для людей и машин! Шириной с «жучка»! Сергей, ты со мной! Ко мне тут же подбежали Сергей Бадаев и ещё трое магов земли из нашего отряда. С противоположной стороны Николай, увидев нас, тут же начал аналогичную работу, созывая к себе помощников, магов земли. Задача была титанической. Мы стояли на краю бездны, из которой веяло жаром, и в нас сыпались искры. — Распределяем участки! — скомандовал Сергей, это была его стезя. — Я заложу арку! Кирилл Павлович, вам основание! Кивнул, уже чувствуя, как раскалённая порода послушно отзывается. Это была не та пассивная податливость спокойной земли, а яростная, почти агрессивная готовность взорваться. Я не экономил силы. Достал из кармана кошель со средними макрами и раздал остальным магам. — Подзаряжайтесь, работаем скоро и слаженно! — бросил я, зажимая в кулаке макр земли. Работа закипела. С нашего края и с противоположного навстречу друг другу поползли каменные пролёты. Брызги магмы, взрывавшейся пузырями на дне, пытались помешать нам, но маги воздуха ставили воздушные щиты, отражая атаку. В самый разгар работы, когда мост был уже наполовину готов, натиск тварей на поезд усилился. Но с нашей стороны подоспели солдаты и маги, которые разместились на краю обрыва в «жучках» и с пулемётами помогли обороняющимся. Из багрового марева на горизонте выполз гигантский броненосец, похожий на носорога и размером с двухэтажный дом. Его броня, покрытая наплывами застывшей лавы, казалась непробиваемой. Он тяжело, с грохотом, сотрясающим землю, двинулся к составу. И тут грянул выстрел. Сначала один, потом второй. С нашей стороны приближающийся «Могучий» ударил орудиями главного калибра. Снаряды ложились с недолётами, поднимая фонтаны шлака и обсидиана. Но броненосец, не обращая внимания, продолжал движение. Третий залп. Четвёртый. И наконец один из снарядов угодил точно в основание шеи броненосца. Раздался оглушительный грохот, и монстра, словно куклу, развернуло и повалило на бок. Второй снаряд добил его, превратив мощную тварь в груду дымящегося мяса и обломков брони. — Мост готов! — радостно крикнул Сергей. Когда две каменные арки, наша и Николая, встретились почти посередине, братья Бадаевы на секунду забыли об ужасе вокруг и схватились в крепких объятиях. Тонкая, но прочная каменная нить связала два берега ада. — Эвакуация! На мост! — заревел я, и эти слова подхватили десятки голосов. Василий Снежный со своими бойцами был одним из первых, кто пересёк мост. Он бросился в самую гущу, организуя защиту периметра и выстраивая живую цепь. И в этот самый момент небо словно накрыла чёрная туча из летающих тварей. Это была не просто стая, это был воздушный шторм из клешней, жвал и крыльев. Они пикировали на беженцев, которые уже хлынули на наш хлипкий мост. Началось самое страшное. Люди, обезумевшие от страха, бежали по узкому каменному пути над бурлящей лавой. Маги воздуха, стоявшие по краям моста, держали защитные купола, но тварей было слишком много. Я заметил, как одна из гигантских стрекоз, прошитая очередью, сложилась в воздухе, но её острые клешни успели схватить женщину, вцепившуюся в пожилую мать. Они, обречённые, сорвались с моста и исчезли в багровом сиянии внизу. Ещё одну группу сбросил порыв ветра от взмаха гигантских крыльев. Крики, сливаясь с рёвом тварей и грохотом боя, образовывали симфонию ужаса. Мы не могли прикрыть всех. Цена спасения оказалась кровавой. Я оглянулся: за это время «Могучий» успел подойти почти вплотную, а за ним стояли два пассажирских состава, отправленных Петром. Вот именно к ним и устремились люди. Сестра оставалась командиром до конца. Варвара не бросила свой пост, пока не убедилась, что люди покинули поезд. Она шла по крышам и поднимала упавших, короткими командами направляла отступающих. И только когда последние спасающиеся ступили на каменный мост, она спрыгнула на землю и пошла по нему сама, замыкая отход. Снежный в это время работал с холодной, отточенной эффективностью, но я подмечал, как его взгляд то и дело метался в сторону Варвары. Когда её нога ступила на нашу сторону, я взмахнул рукой. Моё заклинание ударило по основанию моста с нашей стороны. Каменная арка, с таким трудом созданная, с грохотом обрушилась в пропасть, увлекая за собой десятки тварей, успевших взобраться на неё. Крупная наземная угроза была на какое-то время устранена. С воздушной справлялись совместно, усиливая напор. Садясь на бронепоезд, заметил, как Варвара, всё ещё на взводе после боя, нашла Василия. Она, не скрывая эмоций, быстрым шагом направилась к мужчине, вероятно, чтобы обнять и поделиться пережитым. Но Василий, встретив взгляд девушки, резко отвернулся. Его лицо было каменным. Он что-то коротко и отрывисто бросил через плечо. Я не расслышал слов, но по его позе, по тому, как мужчина буквально отстранился от протянутой девичьей руки, было ясно всё. Недопустимость. Дистанция. Приказ. Ефрейтор развернулся и скрылся в толпе уходящих к поездам бойцов, оставив Варю одну. Подошёл к сестре, пока она ещё стояла словно вкопанная. — Как ты? — спросил я. Варвара медленно перевела на меня взгляд. — А как, по-твоему, я должна себя чувствовать? — она чуть не огрызнулась, и в тоне явно прозвучал старый, двухгодичной давности, упрёк. Но затем девушка резко выдохнула, давя в себе эту эмоцию. — Жива. Цела. Всё в порядке. — Я не про это. Твоя магия? За неполных два года ты поднялась с первого до четвёртого уровня, такое не каждому дано. Впечатляет. Варя пожала плечами. — Когда каждый день — это борьба за выживание, а не светские рауты, прогресс идёт быстрее. Здесь была одна сплошная боевая практика. — У меня пятый, — сообщил я не в качестве хвастовства, а чтобы поддержать сестру. Она криво усмехнулась, и в этой улыбке была вся её задиристая и амбициозная натура, которую я не видел в сестре, пожалуй, с самого моего появления в этом мире. — Я тебя догоню, братец, уверяю. До окончания моего срока ещё год. Я не только догоню, но и перегоню. — В этом я уже не сомневаюсь, — честно признал поражение. — Завтра передам тебе новые книги. Привёз кое-что по продвинутой тектонике земли, на всю империю только три экземпляра. Прошу, будь с ней аккуратнее. Варя кивнула, и в этом жесте была не только благодарность, но и некое неохотное признание. — Спасибо за книги, что присылал все эти полтора года. Они мне очень помогли, — Варвара замолчала, подбирая слова и глядя куда-то поверх моего плеча. — И, пожалуй, спасибо тебе за эту ссылку. Здесь, в этом аду, я наконец-то поняла, кто я и чего хочу. Я молча кивнул, и мы разошлись по разным составам. Обратный путь на завод занял не больше часа. Настроение было победным, но с горьким привкусом. Победа стоила крови. Как только состав затормозил на заводской платформе, я вышел из вагона, чтобы оценить организацию приёма раненых. Ко мне навстречу шла сестра. Но это была не та воодушевлённая командирша, что только что руководила обороной. Это была фурия. Её волосы развевались, глаза готовы были испепелить меня. Она шла быстро, почти бежала. — Ты! — проорала Варвара. — Это ты ему сказал⁈ Да как ты посмел⁈ Сестра остановилась в паре шагов от меня, её грудь тяжело вздымалась. Девушка была на грани. Я видел, как её рука сжалась в кулак, и вокруг зарябило марево — признак концентрации огромного количества магической энергии. — Сначала выгоняешь меня из дома, бросаешь в эту дыру, а теперь… теперь ты отнимаешь у меня даже это? Единственного человека, который… который… Она не договорила. Лицо сестры исказила гримаса чистой ненависти. Варвара резко вскинула руку, и я почувствовал, как земля под ногами затрепетала. Воздух наполнился гулом сконцентрированной мощи. Я узнал этот посыл, эту смертоносную элегантность заклинания. «Каменный гроб». Одно из сильнейших и самых безжалостных заклинаний четвёртого уровня магии земли. Оно не раскалывало, не пронзало, оно сжимало, дробило, превращая жертву в кровавую массу, замурованную в каменном саркофаге. Варвара не просто угрожала. Она собиралась его применить. На меня, на своего брата. Опять хочет убить. Когда же она успокоится? Время замедлилось. Я видел, как её пальцы складываются в завершающий жест. Похоже, сестра не оставляет мне другого выбора. Пора уже решить всё раз и навсегда. Глава 12 В последнее мгновение, глядя в обезумевшие от горя и ярости глаза сестры, я увидел не испорченную аристократку, не предательницу, а глубоко раненого человека, которого я, сам того не желая, загнал в угол. И этот угол для Вари оказался смертельным. Знал, что её заклинание не сможет пробить мою антимагическую защиту: пластина в визитнице сделает своё дело. А что потом? Обессиленная, униженная, лишённая всего, кем станет моя сестра? Сломанной куклой? Вариантов других как бы и нет: нужно покончить с ней раз и навсегда, здесь и сейчас. Но кульминация наступила иная. В последний миг, когда почва должна была начать давить на меня, её взгляд, безумный и остекленевший, встретился с моим. В нём не было страха. Не было ненависти. Было отражение ужаса, который сковал сейчас и меня: ужаса перед точкой невозврата. Варя отменила заклинание. Не срыв, не ошибка в концентрации. Это был сознательный, волевой акт. Её резко вскинутые руки вдруг бессильно опустились, словно тяжёлые гири. Гул магии рассеялся с тихим вздохом, а земля успокоилась. Вся ярость, всё напряжение, что делали её фигуру такой грозной, разом исчезли, сменившись горькими и исцеляющими слезами. Они хлынули беззвучно, а потом тело сестры содрогнулось в первом рыдании. Варя не упала на колени. Она просто сделала шаг ко мне и уткнулась лицом в мою грудь. Её плечи трепетали от вырвавшихся на свободу рыданий. Это была не театральная истерика светской дамы, а глубокая, выворачивающая наизнанку буря эмоций, в которой смешались обида, отчаяние, усталость и боль. Я стоял, мгновение ожидая подвоха, удара в спину, так как инстинкт не верил в перемирие. Но потом моя рука сама поднялась и легла на вздрагивающие плечи, я приобнял сестру. Другая осторожно коснулась растрёпанных волос. Чувствовал запах гари и песок под пальцами — едкий дух того ада, из которого мы выбрались. Это был запах битвы, запах испытания, которое Варя выдержала с честью. — Ты что, действительно его так сильно любишь? — тихо спросил я, не ожидая вразумительного ответа. Варя, всхлипнув, прошептала в мою грудь: — Да, ты не представляешь, как. Я сама не думала, что это возможно. Мы простояли так ещё несколько минут. Я — машинально гладя сестру по голове, а она — позволяя редким, уже стихающим рыданиям выходить наружу. Впервые за всё время в этом теле я видел её настоящую. Видел раненую, но невероятно сильную женщину, которая даже в таких обстоятельствах не сломилась. К нам приблизился Пётр Бадаев. Он встал, неловко переминаясь с ноги на ногу. Было ясно, что мужчина хочет что-то сказать, доложить, но не решается прервать эту сцену. Варвара почувствовала присутствие Бадаева раньше, чем я успел что-то произнести. Она резко вытерла лицо рукавом и отступила на шаг, избегая моего взгляда. В облике сестры вновь появилась твёрдость, пусть и показная. — Я… я пойду проведаю раненых, — глухо сказала девушка. — Прослежу, как там дела с эвакуированными. Я просто кивнул в ответ. Сестра развернулась и быстрым шагом ушла. Её прямая спина говорила о многом: и о боли, и о решимости. — Кирилл Павлович, — Пётр Арсеньевич начал сразу, без предисловий. — Пришло известие из Яковлевки. Дмитрий Михайлович Романов прибыл туда. Он ждёт вас утром с докладом. — Понятно, — я кивнул, с трудом переключая сознание с личной драмы на управленческие дела. — А как дела у братьев Гурьевых в Рудном? — В Рудном, слава стихиям, удалось полностью стабилизировать обстановку, — доложил Пётр, слегка улыбнувшись. — Прорыв монстров ликвидирован, портал в третий круг миров функционирует в штатном режиме. Осип докладывает, что они останутся ещё на сутки и помогут восстановить разрушенную инфраструктуру. — Хорошо. А здесь? Как с дела с беженцами из Рудного и Железняка? — Всех размещаем, кормим, лечим. Но, Кирилл Павлович, — Пётр посмотрел на меня с отцовской заботой, — вам бы хоть час отдыха. Через четыре часа уже выдвигаться в Яковлевку. Это же безумие! Вы себя не бережёте. — Не берегу? — я усмехнулся. — Пётр Арсеньевич, в таких условиях никто себя не бережёт. Нужно ещё проверить дирижабли. Я не могу отложить это. — Уверен, у Черепанова всё под контролем, — настаивал старый вассал. — Это может подождать до завтрашнего утра. — Нет, — моё решение было непреклонным. Внутренний прагматик требовал личной проверки. — Надо идти. Мои слова прервал молодой телеграфист, высунувшийся из командного вагона бронепоезда. — Кирилл Павлович! Срочная телеграмма! — Кому ещё я нужен? — пробормотал себе под нос. — От кого? — От Цеппелина, ваше сиятельство! С фронтира! Я почти выхватил у него из рук узкую полоску телеграфной ленты. Глаза побежали по лаконичному, сухому тексту: «Были в седьмом кольце. Инкубационное плато активно. Армия тварей на месте. Вернулись без потерь. Цеппелин». Я почувствовал невероятное облегчение. Оно было даже физическим: я непроизвольно прислонился к борту бронепоезда, чтобы не пошатнуться. Судьба Фердинанда, Мирославы, всего экипажа «Гордости графа»… Они живы! Мой приказ не стал для них смертельным! Я сделал глубокий вдох. Дышалось легче. А ещё мои худшие опасения не подтвердились. Большой удар тварей по колониям ещё впереди, а значит, ещё есть время. Есть шанс провести операцию «Гиена» в полную силу, как и планировалось. Эта мысль придала сил, затмив даже усталость. Направился к зданиям вагоностроительного производства, где в невероятной спешке велась сборка трёх дирижаблей, моих козырей в предстоящей операции. У самых ворот я почти столкнулся с Черепановым. Главный инженер шёл, уткнувшись в чертежи, явно сильно уставший. — Ефим Алексеевич, — окликнул я. — Как успехи? С учётом всего этого, — я жестом очертил пространство вокруг. Черепанов встрепенулся, увидев меня. Усталость на лице мгновенно сменилась бодростью и гордостью. — Кирилл Павлович, с опережением! — заявил он. — Все три красавца будут готовы уже через две недели! Производство не останавливалось ни на час, работаем в три смены. Моя реакция была двойственной. С одной стороны — волна одобрения и благодарности. С другой — лёгкая, но оттого не менее важная тень настороженности. Такая скорость в этих условиях казалась мне почти неестественной. — Это впечатляюще, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Вы и ваши люди совершили чудо. Но я должен всё увидеть своими глазами. Пойдём, покажешь и расскажешь, что там и как. Черепанов, казалось, лишь этого и ждал. Он с готовностью кивнул и жестом пригласил меня вглубь цеха. * * * На следующее утро я был уже в Яковлевке. Временный штаб Дмитрия Романова расположился в здании губернаторского дворца, который теперь больше походил на укреплённый бункер. Меня провели внутрь, минуя несколько кордонов охраны. Дмитрий сидел за массивным дубовым столом, заваленным картами. Он был в походном мундире без излишеств. По обе стороны, словно статуи, замерли имперские гусары в полной антимагической броне. Но они были не единственной защитой: я уверен, что во внутреннем кармане сюртука Романов носил точно такую же визитницу с антимагической пластиной, как у меня. — Кирилл, — Романов поднял глаза, в которых я увидел нескрываемое облегчение. Он коротким жестом отпустил гусар. — Оставьте нас. Старший из охраны на мгновение замер, явно не одобряя это решение, но, повинуясь, безмолвно кивнул и вышел вместе с напарником. — Садись, Киря, — Дмитрий указал на кресло. — Рассказывай всё с самого начала. Я сел, откинувшись на спинку, и начал доклад. Говорил чётко, опуская лишние детали: о непутёвом генерале в «Екатеринино», о стабилизации обстановки в Яковлевке, о том, что все мои производства уцелели и работают, о героической обороне Рудного, где братья Гурьевы на бронепоезде продолжают удерживать город с портальными вратами. — Железняк? — перебил меня Романов. — Что с ним? Есть шансы отбить? — Город небольшой, — покачал я головой. — Там не хватило людей, чтобы сдержать первый натиск. Но с двумя бронепоездами шансы освободить город очень большие. Нужна скоординированная операция. Митя кивнул, делая пометку на карте. — Хорошо, займёмся этим вопросом в ближайшее время. Твоё своевременное вмешательство, Кирилл, спасло не только Яковлевку. Твои производства, твои люди были под угрозой. Империя обязана тебе. Я воспринял похвалу спокойно, как констатацию факта. Да, так и было. Моя железная дорога, мои бронепоезда и организованные мной люди стали стержнем, который не позволил хребту колонии сломаться. — Теперь главное, — Дмитрий отложил ручку, которой делал какие-то пометки во время моего доклада. — Операция «Гиена». Она ещё актуальна? Ты намерен её проводить? — Она нужна нам как воздух, — твёрдо заявил я. — Дирижабли целы, более того, строительство идёт с опережением графика. Через две недели будут готовы. А главное, у нас есть подтверждение, что армада монстров всё ещё в седьмом кольце. Митя вопросительно посмотрел на меня. — Цеппелин вернулся с разведки. Они были на инкубационном плато. У нас есть время, чтобы нанести упреждающий удар. Дмитрий откинулся на спинку кресла с явным облегчением. — Фух! Это я и хотел от тебя услышать. Спасибо. Вердикт таков: готовь эту «охоту», друг мой. Но, — он поднял палец, — не забывай и о текущих делах. С этими словами Романов достал из стола и протянул мне сложенный лист с гербовой печатью. Я взял его, недоумевая. — Что это? — Открой. Это было прошение. Прошение от Амата Жимина на развёртывание экспедиции за внешнее кольцо колоний, в водный сектор. В памяти тут же всплыл его взволнованный разговор после бала, его фанатичная вера в мифический кристалл возрождения, который должен пробудить магию в Тасе. Значит, он не отказался от этой безумной идеи. Всерьёз. — Не совсем понимаю, Дима, — я посмотрел на друга. — При чём тут я? — Ты — протектор колонии Новоархангельск и, по сути, управляешь всем морским флотом Балтийска, — невозмутимо ответил Романов. — Кому, как не тебе, решать, отпускать Амата в экспедицию или нет? Ведь если он отправится, твой флот, твоя защитная эскадра в Балтийске лишится одного боевого корабля. Это стратегическое решение. Я кивнул, понимая истинный смысл. Дмитрий проверял меня на прочность. Он нагружал меня всеми фронтами сразу, смотрел, справлюсь ли с грузом ответственности. — Хорошо, — сказал я, складывая прошение. — Я приму решение. — Отлично, — Митя снова откинулся в кресле, одобрительно кивнув. — И ещё кое-что. Я вздохнул, ожидая очередного неотложного поручения. — Киря, если у тебя получится с «Гиеной» и сумеем отбить все атаки тут, а также стабилизировать фронт, я верну роду Пестовых княжеский титул. Я замер. Если мой род получит княжеский титул, отнятый двести лет назад, это станет пропуском в высшую лигу имперской аристократии. Возможностью влиять на решения, которые касаются не только колоний, но и самой метрополии. — И что? — я позволил себе лёгкую издёвку. — Снимешь запрет на пребывание рода Пестовых на «большой земле»? Дмитрий твёрдо кивнул. — И этот запрет, наложенный ещё Петром Великим, тоже сниму. Твоя семья сможет вернуться в столицу. * * * Вернувшись на предприятие под вечер, я чувствовал странную смесь опустошения и прилива сил. Вызвал к себе Снежного. Он вошёл через несколько минут. Воин стоял по стойке смирно, ожидая удара, который, как он был уверен, сейчас последует. — Василий, — начал я холодно, глядя ему прямо в глаза. — Ты уволен с поста начальника охраны предприятия. Он замер, не веря своим ушам. Плечи чуть ссутулились. — Что, ваше сиятельство? — Ты уволен, — повторил я. — Это моё окончательное решение. Но… — я сделал драматическую паузу, — перед увольнением у меня к тебе последнее задание. Я протянул мужчине запечатанное письмо. — Доставить это письмо в Балтийск. В нём разрешение на экспедицию. Ты должен его вручить лично в руки капитану разведывательного корабля «Бора». — «Бора»? — переспросил Василий, всё ещё находясь в ступоре. Его мозг явно не мог совместить увольнение и задание. — «Бора», — подтвердил я, — стремительный и холодный ветер, внезапно налетающий с гор и сметающий всё на своём пути. Довольно точное название для корабля, чьи достоинства — скорость и непредсказуемость. — Какая экспедиция? — наконец выдохнул Василий. — Зачем? При чём тут я? — Ты что-нибудь слышал, — спросил я, пристально глядя на ефрейтора, — о кристалле, способном пробудить магию в ком угодно? Василий замер, и в его глазах, потухших всего мгновение назад, вспыхнул огонёк безумной надежды. — Да, но это же… Это… правда? Я слышал эти байки. Но это же просто сказки… — Амат Жимин ищет его, — отрезал я, не давая безоговорочно надеяться, но и не отнимая последний шанс. — Это твой билет, Снежный. Твой единственный шанс. Не упусти его. Озарение, стремительное и ясное, осветило лицо Василия. Он всё понял. Понял, что это его шанс. Единственная возможность стереть пропасть, лежавшую между ним, простым служивым, и графиней Пестовой. Если у Василия получится, если он вернётся назад уже одарённым, то докажет, что достоин. Тогда и только тогда я, Кирилл Пестов, допущу разговор о Варваре. Василий выпрямился, взгляд его стал твёрдым и решительным. Он выхватил письмо из моих рук, коротко кивнул, и, не говоря ни слова, развернулся и практически выбежал из кабинета, полный решимости. Поздним вечером я вышел из кабинета, чтобы проверить, как разместили беженцев и узнать у медиков, не нужно ли им что. Заводская территория напоминала муравейник, но муравейник удивительно организованный. Всюду горели магические светильники, слышались спокойные голоса, из походных кухонь распространялся приятный запах еды. Среди беженцев я увидел Варю. Она не сидела в стороне и не рыдала. Сестра работала. Она помогала женщинам разбирать тюки с одеждой, подносила воду старикам, а потом я заметил, как она уверенно отдаёт распоряжения группе ополченцев, указывая, где лучше установить дополнительные караулы. Варвара была спокойной, голос ровный, не терпящий возражений. Она стала лидером. Я подошёл к сестре. Она заметила меня и повернулась, на лице не было ни прежней надменности, ни недавней истеричной слабости. Только спокойная уверенность. — Ты показала, кем являешься на самом деле, — тихо сказал я. — Считаю, что ты искупила свою вину с лихвой. Наказание отменяется. Возвращайся домой, к матери и Тасе. Думаю, здесь справятся и без тебя. Варвара покачала головой, и на её губах появилась лёгкая улыбка. — Нет. Я остаюсь здесь. — Но почему? — удивился я. — Мне нравится этот адский климат, — ответила сестра, и в её глазах вспыхнул знакомый огонёк амбиций. — И земляная магия здесь работает значительно быстрее. Я же намерена догнать и перегнать тебя, братец. Варя говорила совершенно серьёзно, и я ей верил. — И спасибо, — добавила она, уже отворачиваясь. — За что? — За то, что дал ему и мне шанс. Девушка не смотрела на меня, но я понял. Она знала о разговоре с Василием. Возможно, он успел что-то рассказать. И в словах сестры не было упрёка, только благодарность. Я смотрел, как она уходит обратно к людям, как ловко и уверенно руководит, как её слушаются и мужчины, и женщины. Почувствовал гордость за Варвару. Больше не было той избалованной и эгоистичной аристократки, которую я знал. Она исчезла. В огне битвы и тяжести изгнания родилась новая Варвара Пестова. Это была сильная, целеустремлённая, нашедшая своё место девушка. Я смотрел на Варю и думал о том, что люди всё же могут меняться. И о том, что, возможно, вскоре вся наша семья наконец будет вместе. Глава 13 Утро в «Яковлевке» впервые встретило меня пасмурной погодой. Облака снизу были подсвечены ровным багровым свечением от магмы, в некоторых местах выходившей на поверхность. Я огляделся: вспышек прорывов на небе, ещё таких частых вчера, теперь практически не встречалось. Лишь изредка где-то на горизонте одиноко вспыхивал и гас яркий луч, пронизывающий облака насквозь. «Яковлевка» потихоньку начинала выздоравливать. Осталось только избавиться от тех монстров, что за время массированного прорыва разбрелись по земле. Я обходил территорию своего предприятия. Сначала заглянул на металлургический завод, где сразу почувствовал под ногами лёгкую вибрацию от работы молотов и прессов. С наслаждением понаблюдал за слаженной работой этого гигантского организма. Здесь рождались рельсы и другие материалы, необходимые для железнодорожной империи, ну а теперь ещё и для строительства воздушного флота. Затем зашёл в вагоностроительный цех. На стапелях сваривались рамы новых вагонов, локомотивов и бронепоездов. Их стальные рёбра, пока ещё без обшивки, выглядели как огромные скелеты. Конвейерная сборка. Человеческий гений моих инженеров, помноженный на магию и важность задачи, творит чудеса. Главный инженер, Ефим Алексеевич Черепанов, нашёл меня у самого большого каркаса. — Кирилл Павлович! Видите, «Громовой», «Грозный» и «Сокрушительный» — наши новые бронепоезда. К концу месяца первый уже будет на ходу и поможет зачистить «Яковлевку» от тварей. — Хорошо, а как дела с дирижаблями? Черепанов явно замялся. — Тут вот какое дело, — он почесал нос. — Я, кажется, немного ошибся в расчётах сроков готовности. Я напрягся, ожидая плохих новостей, но Ефим Алексеевич поднял руки. — Не спешите расстраиваться, Кирилл Павлович, — мужчина хитро улыбнулся. — С учётом финальных испытаний, ровно через две недели они будут готовы к переброске в воздушный сектор. Плюс три-четыре дня на дорогу и предварительную подготовку. В голове мгновенно сложилось уравнение. Переменные: время, ресурсы, человеческий фактор. Решение оказалось на удивление элегантным. — Значит, через три недели можно начинать операцию «Гиена», — объявил я, глядя на Черепанова. — Думаю, да, — кивнул инженер с непоколебимой уверенностью. Покидая цеха, в ангаре готовой продукции, где сейчас размещались беженцы, я заметил знакомую фигуру сестры. Варя руководила группой рабочих, распределяя тюки с провизией и одеждой. Мне хорошо был слышен её спокойный голос. Не стал отвлекать от дел. Похоже, моя работа здесь завершена. Оборона налажена, производство работает, люди организованы. Дальше справятся без меня. Если возникнут локальные проблемы, разберутся имперские гусары. У меня же есть глобальная — армада в воздушном секторе. Главной и единственной причиной моего отъезда была операция «Гиена». Три недели. До неё осталось каких-то три недели. За этот крошечный, по меркам подготовки, срок мне предстояло собрать команду из ста сильнейших магов империи, чьи амбиции и тщеславие я так искусно разогрел. Убедиться, что никто не откажется в последний момент, и найти замену, если такое всё же случится. Организовать логистику, подвезти тонны припасов, антимагических мин, горючего. Провести бесчисленные совещания, утвердить финальный план операции и разработать запасные. Объём работы был чудовищным. Я заложу на форс-мажор три-пять дней, но, чёрт возьми, очень не хотелось бы, чтобы он произошёл. Днём поднялся на командную площадку «Могучего». Рядом, под парами, замер его брат-близнец, «Дерзкий». Вместе мы прорывались сквозь ад, и теперь наступало время передать эти стальные козыри в надёжные руки. Путь до центрального вокзала Яковлевки занял меньше часа. Город, ещё недавно находившийся на грани падения, теперь был наводнён военными. Видимо, Романов стянул сюда все доступные резервы. На перроне меня ждал Митя. Он стоял в окружении имперских гусар, слегка покусывая верхнюю губу. Я знал этот жест: друг был в предвкушении, ему уже не терпелось начать действовать. — Кирилл! — Митя сделал шаг вперёд, пожимая мою руку. — Вовремя. Как раз под заключительный аккорд этой какофонии. — Вижу, ты не терял времени даром, — я кивнул на солдат, грузивших ящики с боеприпасами в товарные вагоны. — С теми силами, что у меня есть, и с твоими бронепоездами, — Дмитрий с хищной ухмылкой посмотрел на «Могучий», — я с лёгкостью выкурю эту нечисть из Железняка за два-три дня. Уверен. Я кивнул, соглашаясь с другом. Начался ритуал передачи. Штабные офицеры с важным видом заносили в бронированный командный вагон «Могучего» карты, приборы и ящики с документами. С этого момента «Могучий» и «Дерзкий» переставали быть просто моими боевыми единицами. Отныне они становились мобильным неуязвимым штабом и главной ударной силой в операции по освобождению Железняка и зачистке всей колонии «Яковлевка». Они становились символом новой колониальной армии Российской империи — мобильной, технологичной и безжалостно эффективной. — А ты? — спросил Дмитрий, когда суета немного улеглась. — Будешь сейчас заниматься подготовкой к «сафари»? — Да, — ответил я. — Там слишком много тонкостей, которые не могу никому доверить. Соблазнить патриархов — это одно, а заставить их слаженно работать — совсем другое. Это уже совершенно иной уровень. Не хочу в самый ответственный момент обнаружить, что кто-то из «сильнейших» магов передумал или нашёл себе развлечение поважнее. Дмитрий понимающе хмыкнул. Он знал, с каким упрямым и капризным «материалом» мне придётся иметь дело. — Удачи, друг. Мы обменялись коротким, но крепким рукопожатием. Во взгляде Мити читались решимость и благодарность. С моими бронепоездами Романов быстро перейдёт от пассивной обороны к сокрушительному наступлению. Постояв и понаблюдав ещё пару минут за погрузкой, я отправился к своему составу, который должен был доставить меня в центральную колонию. Он был небольшой: локомотив и два личных вагона. Привилегия, которую я себе позволил как владелец железных дорог и человек, у которого каждая минута на счету. Пока я буду трястись по рельсам, то успею не только наконец выспаться, но и просмотреть документы на оставшихся кандидатов в «сафари», которые Лёня Гурьев подготовил по моему запросу. «Екатеринино» из военного пункта превратилось в логистический центр. Теперь платформы занимали не солдаты, а грузчики, отправлявшие на фронт всё необходимое для армии Дмитрия. Едва поезд остановился, я сошёл на платформу, полный решимости отыскать генерала Воробьёва, который, по словам Дмитрия, теперь следит за этой станцией до отставки. Но стоило мне только сделать несколько шагов по перрону, как подлетел Лёня Гурьев. — Кирилл Павлович, всё готово! — Отлично, Лёня, — кивнул я. — Скажи, а где отыскать Воробьёва? У меня с ним не окончен разговор. Лицо Лёни расплылось в хитрой, понимающей улыбке. — Так это, Кирилл Павлович! Генерал Воробьёв на своём посту. Защищает рубежи «Екатеринино», как и хотел. Вон он, — парень многозначительно поднял палец вверх. Я поднял голову. И замер. На шпиле вокзала, на котором обычно развевался мой, а по праздникам Императорский штандарт, болталось тело генерала Воробьёва. Его рваный мундир беззвучно хлопал на ветру, а выклеванные птицами глазницы были обращены в сторону арки телепорта, которую служащий так яростно «защищал». В горле встал ком, но не от жалости или отвращения. — Дмитрий Михайлович сказал, — тихо, но чётко произнёс Лёня, — раз он так хотел защищать эту колонию до последнего, пусть охраняет вплоть до отставки. Символично. Жестоко. По-римски. Но справедливо. Это был не акт мелкой мести, а громкий, кричащий манифест. Манифест новой власти колонии во главе с Дмитрием. Власти, которая не терпит трусости, бюрократии и предательства. Тело Воробьёва было не просто трупом. Оно стало символом. Символом беспощадной справедливости, которую принёс в колонию младший сын Императора. Я почувствовал холодное удовлетворение и странное уважение к решительности друга. Он не стал прятать этот акт возмездия в темнице. Митя выставил его на всеобщее обозрение как предупреждение. И, глядя на подобострастные и испуганные лица офицеров на перроне, я понял, что этот метод работал. Решительность военных после такого «наглядного пособия» возросла на порядок. — Ну что ж… — я с силой выдохнул, отводя взгляд от зловещего силуэта на шпиле. — Ладно, Лёня, поехали. У нас с тобой ещё дел невпроворот. Ты бумаги прихватил? Парнишка с торжествующим видом приподнял массивный, набитый до отказа кожаный портфель: — Так точно, Кирилл Павлович! Все последние сводки, отчёты и списки магов, что вы просили. — Отлично. В пути разберём. Поехали. Мы расположились в гостиной-кабинете, которая слегка покачивалась, а стук рельс был словно метроном, задававший ритм моей работе. За письменным столом я чувствовал себя почти как в прошлой жизни в университетской лаборатории перед защитой диссертации. Только вместо формул и графиков были списки, отчёты и сводки. Война — это тоже наука, наука управления людьми и ресурсами. Напротив, в глубоком кожаном кресле, устроился Лёня Гурьев. Он с почти религиозным трепетом извлёк из массивного кожаного портфеля папки и аккуратно разложил их на моём столе. — Всё подготовил, Кирилл Павлович, — голос молодого человека звенел от возбуждения. — Журналист Гиляровский будет тут завтра днём, как вы и просили. Он уже засыпал моих людей телеграммами, рвётся в бой. Готовит большой материал о событиях в «Яковлевке». Это идеально скажется на вашем имидже. И, что главное, он подтвердил: первая страница послезавтрашнего номера «Новогородского вестника» отдана под публикацию списка оставшихся пятидесяти участников «Величайшей охоты». — Замечательно, — кивнул я, откладывая в сторону отчёт о расходе макров. — Гиляровский — мастер ярких слов и риторики. Одна его статья стоит ста других. Парень быстро кивнул. — А как там твой главный труд? Лёня с гордым видом пододвинул ко мне самую толстую папку. — Как вы и просили. Сорок девять имён. Цвет имперской аристократии и магии. Я пробежался глазами по изящно выведенным фамилиям. Юсуповы, Голицыны, Шереметьевы, Трубецкие… Звучало как поэма о мощи империи. Моя стратегия сработала: искусственно созданный дефицит славы и атмосфера эксклюзивности сделали своё дело. Они не просто согласились — они рвались в бой, боясь опоздать. — Отлично, — похвалил я. — Ты проделал феноменальную работу. Лёня смущённо потупил взгляд. — Кирилл Павлович, разрешите вопрос, — парнишка посмотрел на меня, и я кивнул. — Пятидесятое место осталось пустым. Для кого оно? — Скоро узнаешь, — я позволил себе лёгкую улыбку. — Надеюсь, этот человек не откажет мне. Так, а что у тебя с резервным списком? Лёня, явно обрадовавшись смене темы, передал мне следующую папку. — А это, как вы и просили, резервный список. Двадцать фамилий. Все сильные маги, все горят желанием. На случай, если кто-то из основных кандидатов передумает. Я подтянул к себе вторую папку: она была чуть меньше первой, но вес тоже ощутимый. — Спасибо. Ты действительно хорошо поработал. Без тебя было бы не справиться, — искренняя похвала заставила молодого человека зардеться как школьника. Поезд прибыл в центральную колонию на рассвете. Я не стал задерживаться на вокзале и заезжать на алхимическое производство: сначала надо проведать семью. Новый особняк встретил меня непривычной тишиной. От шума, что царил тут перед балом Таси, не осталось и следа. Семейный завтрак в солнечной столовой прошёл в приятной атмосфере. Мама расспрашивала о делах на заводах, о Варваре и о вторжении монстров, но при этом умело обходя любые острые углы. Ни слова о магии и о будущем Таси. Младшая сестра сияла. В её глазах снова появился огонёк, который я так любил — любознательный, жизнерадостный, полный надежд. После завтрака я поймал Тасю на пороге бального зала. — Слушай, а не хочешь немного прокатиться? Проверить, кто из нас быстрее? — Правда⁈ Но на чём? — глаза девушки расширились от восторга. — Как «на чём»? — рассмеялся я. — Ты на кабриолете, а я на своём «Руссо-Балте». Давай покажу одну живописную проселочную дорогу. Там есть небольшой круг, вот и погоняем. Через пятнадцать минут мы уже мчались по пыльной грунтовой дороге, оставляя за собой шлейф из пыли. Я ехал на бронированном внедорожнике, а Тася — на ярко-красном кабриолете, моём подарке. В ушах свистел ветер из открытых окон авто, невольно вырывая из груди смех. Я то и дело обгонял младшую сестру, а на прямой давал нагнать. Мы шли ноздря в ноздрю. Наблюдал, как сестрёнка, сосредоточенно сжав губы, уверенно ведёт машину, входя в виражи. Вот она, настоящая Тася. Не придаток к аристократическому роду, не потенциальный маг, а просто счастливая девушка, обретшая свободу и скорость. На предпоследнем, самом крутом повороте, я чуть сбросил газ, позволив красному кабриолету рвануть вперёд. Сестра бросила на меня через плечо удивлённый взгляд, а я в ответ лишь ухмыльнулся. Затем прижался к её машине сзади, делая вид, что пытаюсь атаковать, найти слабое место, обойти. Она визжала от восторга, закрывая мне дорогу и ловко работая рулём и газом. Тася финишировала первой. Резко затормозив, она выпрыгнула из машины, лицо было красным от восторга. — Выиграла! Братец, я выиграла! — победно кричала девушка, размахивая руками и прыгая словно кузнечик. Я подошёл к сестре, и мы, смеясь, обнялись. В этот миг не было ни монстров, ни интриг, ни предстоящей операции «Гиена». Были только мы, радость скорости и радость быть рядом с семьёй. — Ты была великолепна, — сказал я, сжимая её плечи. — Настоящий гонщик. — Это лучший подарок, — прошептала она, а в глазах блестели слёзы счастья. — Спасибо, Кирилл. Я смотрел на сияющее лицо младшей сестры и понимал, что, как только добьюсь успеха в «охоте», и если к тому моменту Амат не вернётся с чудодейственным кристаллом, сам отправлюсь на поиски. В любой сектор. В любую часть вселенной. Я найду способ дать Тасе шанс. Мы медленно подъезжали к особняку, всё ещё переполненные эмоциями. У ворот заметил ожидающую фигуру. Высокий представительный мужчина в дорогом тёмно-синем костюме, с большим блокнотом в руках. Владимир Гиляровский. Я предложил журналисту пройти в кабинет. Он устроился в кресле, раскрыл блокнот и вытащил из его пружины остро отточенный карандаш. — Граф, благодарю вас за эту возможность, — начал журналист без лишних церемоний. — Вся колония только и говорит о подвиге наших войск в «Яковлевке» и о предательстве генерала Воробьёва. Не могли бы вы осветить вашу роль в этих событиях? Даю слово, что всё сказанное будет опубликовано честно. У меня нет интереса скрывать правду. Вы же меня знаете. — Знаю, поэтому и даю только вам развёрнутое интервью. Насколько мне помнится, это уже четвёртое. — Пятое, — поправил Гиляровский, — в Балтийске вы дали интервью дважды. Два часа я потратил на рассказ, восхваляя храбрость и самоотверженность защитников «Яковлевки», а потом ещё примерно столько же на ответы на уточняющие вопросы. Журналист был явно доволен: этого материала хватит не на один сенсационный выпуск газеты. — Ещё, Кирилл Павлович, вы обещали дать мне для ближайшего выпуска список участников «Величайшей охоты». — Более того, Владимир Алексеевич, я предоставлю его вам эксклюзивно. — А как же другие издания? — удивился журналист. — Другие издания получат список только завтра. Я протянул список. Гиляровский жадно схватил бумагу. Его глаза бегали по строчкам, вычитывая громкие имена, мужчина одобрительно крякал. Но вот его взгляд достиг конца списка, и Владимир замер. Глаза его расширились, брови поползли вверх. — Граф, это… — он запнулся, тыча пальцем в последнюю строчку. — Князь Горчаков? Не может быть! Это, наверное, ошибка? — Никаких ошибок в списке нет. До этого вы публиковали пятьдесят человек, в этом списке ещё пятьдесят. Это элита империи, которая всегда готова откликнуться на призыв властей помочь. Журналист кивал, но не убирал пальца с последней фамилии в списке. — Но у него же… у него же свадьба с Соней Романовой ровно через три недели! Как раз в день старта «Величайшей охоты»! Я медленно откинулся в кресле, сложив руки на груди. — Не вижу противоречия, Владимир Алексеевич. Каждый мужчина сам расставляет приоритеты. Либо честь участвовать в величайшем событии империи, спасающем её от гибели, либо свадьба. Пусть выбирает. Гиляровский пристально, с прищуром посмотрел на меня, его взгляд стал пронзительным. Мужчина отложил блокнот. — Так значит, граф… — он произнёс слова тихо, растягивая их. — Всё-таки правда? Слухи… о вашем романе с Соней. А это личная месть? Внутри у меня всё оборвалось. Чёрт. Он пронюхал. Или догадался. Журналист слишком умён. Мои пальцы не дрогнули. Лицо осталось невозмутимым. Только, возможно, в глубине глаз мелькнула на миг нервозность. Я встретил его взгляд. — Владимир Алексеевич, — сказал я с лёгкой усталой улыбкой, — я делаю выбор, исходя из интересов империи. Князь Горчаков — могущественный маг, патриарх сильного рода. Его сила нужна нам в воздушном секторе. Всё остальное — досужие домыслы. Но мы оба понимали: это была ложь. Элегантная и красивая, но ложь. Горчаков не откажется от такого вызова. Его род будет опозорен навеки, если князь предпочтёт свадьбу битве за империю. Журналист понимал это, и я понимал. Я только что вступил в игру, которая намного опаснее сражений с монстрами. Интриги «большой земли». И поставил на кон не только свою репутацию, но и свою жизнь. Соня… прости. Или нет. Ведь это и есть твоё спасение. Журналист медленно кивнул, поднимаясь. В его глазах читалось уважение, смешанное с долей страха. Он взял список. — Список будет опубликован, граф. Остальное останется между нами, — сказал Владимир, всё так же щурясь. Он вышел, оставив меня одного. Осталось двадцать дней до часа «Х». Буду надеяться, что князь Горчаков клюнет, и я спасу Соню от нежеланного брака. Глава 14 Спустя две недели мой поезд остановился у платформы «Сегежи» в третьем кольце миров, в воздушном секторе. Железнодорожная станция находилась на одном из самых больших плавающих островов. Здесь, вместо привычного неба, над головой простирался бесконечный океан лазури, усеянный такими же парящими клочками земли, соединёнными между собой висячими мостами из канатов и полированных досок. Эти мосты плавно раскачивались не от ветра, а от постоянного движения островов. Они то плавно поднимались, то опускались и немного ходили из стороны в сторону, словно гигантские поплавки на невидимых волнах. Железнодорожная станция была объединена с воздушным портом. В двадцати метрах от меня с бетонных платформ, заменявших здесь перроны, стартовали и приземлялись десятки кустарных летательных аппаратов: пёстрые потрёпанные воздушные шары, управляемые одинокими магами воздуха, лёгкие планеры с ненадёжно выглядящими крыльями и даже несколько более солидных, хоть и уступающих нашим, дирижаблей. Воздух гудел от голосов, шипения выпускаемого пара, жужжания лебёдок и гула примитивных моторов со встроенными пластинами стихий. Едва я сошёл на платформу, как меня почти снёс с ног ликующий Фердинанд фон Цеппелин. — Кирилл! Наконец-то! — сиял воздухоплаватель широкой улыбкой. Он схватил мою руку и принялся трясти её с такой силой, словно пытался запустить динамо-машину. Пышные усы Фердинанда задорно подрагивали. — Мы уж боялись, что вы сможете вырваться только перед самым стартом. — Привет, Фердинанд! Как тут у вас дела? — Всё хорошо, готовимся! Чуть поодаль стояла Мирослава Оболенская. Она сдержанно улыбнулась мне. — Кирилл Павлович, — мягко сказала девушка, делая небольшой шаг вперёд. — Мы очень волновались из-за того, что произошло в «Яковлевке»… — она не договорила, лишь качнув головой, но я прекрасно понял намёк. Фердинанд и Мирослава с самого начала знали о масштабах катастрофы, которая готовится тварями в воздушном секторе, и понимали, что от трёх дирижаблей, строящихся там, зависела вся моя операция. — Здесь, смотрю, пока ещё тихо, — отозвался я, наконец высвободив руку из цепких объятий Цеппелина. — Тише, чем хотелось бы, — с лёгким укором сказал Фердинанд. В этот момент к нашей группе подошёл Ефим Алексеевич Черепанов. — Добро пожаловать, ваше сиятельство. Доложу о текущем состоянии, — мой инженер говорил по делу, без лишних эмоций. — Первый дирижабль, «Гроза», уже на финальной стадии сборки. Завтра к полудню планирую первый подъём для проверки балансировки. Второй, «Ливень», прибыл на станцию вчера вечером, начали разгрузку секций. Третий, «Морось», должен быть здесь завтра к исходу дня. График точный, проблем, по моим расчётам, быть не должно. Я кивнул. Цеппелин, всё ещё сияя, хлопнул меня по плечу: — Кирилл Павлович, размещайтесь у нас! Мы с Милой сняли небольшой домик на краю плато, вид такой открывается — дух захватывает! Я взглянул на влюблённую пару. Фердинанд бессознательно положил руку на плечо Мирославы, а девушка чуть заметно прижалась к любимому. В этой позе читалась такая естественная, спокойная близость, что я сразу понял: вторгаться в их личное пространство накануне длиной экспедиции было бы неправильно. Да и самому требовалось место, где я мог бы на несколько часов остаться наедине со своими мыслями. — Благодарю, Фердинанд, но, пожалуй, останусь в своём вагоне, — вежливо отказался я. — Там есть всё необходимое. Ефим Алексеевич, распорядитесь, чтобы его подогнали поближе к сборочной площадке. Хочу быть в эпицентре событий. В глазах Мирославы мелькнуло понимание, и она чуть кивнула. Цеппелин же на мгновение опешил. — Конечно, Кирилл Павлович! Сейчас всё устроим! Ваш «отель на колёсах» будет в два счёта переставлен! — кивнул Черепанов. Следующие дни пролетели в лихорадочном ритме. Все три дирижабля уже покоились в доке, проходя последние стадии оснащения. «Грозу», «Ливень» и «Морось» набивали содержимым, словно исполинские сигары. Утром третьего дня ко мне в вагон, как обычно, пожаловали с докладами Цеппелин и Черепанов. — На всех дирижаблях уже установлены пулемёты и скорострельные пушки, — докладывал Черепанов, сверяясь с заветным блокнотом. — На «Мороси» идут работы по усилению каркаса в кормовой части, выявили небольшую слабину при испытаниях на вибрацию. Устраним к вечеру. — А я, Кирилл, могу сообщить приятные новости о кадрах, — подхватил довольный Фердинанд. — Все три капитана приняли корабли и приступили к службе. — Им можно доверить столь большие суда? — Да, — уверенно кивнул Цеппелин, — они прошли боевое крещение на «Гордости графа». Я поднял бровь, откладывая в сторону карту колоний. — Боевое крещение? Я что-то пропустил? Когда это успели? — Так ещё три недели назад, когда проверяли плато в седьмом круге миров. На обратном пути в шестом круге нарвались на назойливых филантов! Они преследовали нас. — И как оторвались? — поинтересовался я. — Да легче лёгкого! — махнул рукой Фердинанд. — На борту было пять сильных магов-воздушников: я, Мирослава и трое будущих капитанов! Вспомнили ваш трюк с высотным струйным течением. Забрались повыше, поймали попутный ветер — и были таковы! Капитаны действовали хладнокровно и слаженно, прямо загляденье! Я кивнул, мысленно отмечая, что лёгкость, с которой Цеппелин рассказывал об этом, была немного наигранной. Он, как и я, понимал, что любой вылет за пределы безопасной зоны — это риск. Но и отрицать пользу такой практики нельзя. Обратил внимание, что Черепанов явно хочет что-то сказать, но словно не решается. — В чём дело, Ефим Алексеевич? — Да, может, и ни в чём, просто график отгрузки снарядов немного сорван. Ни одного ящика с армейских складов так и не погрузили. Должны были начать с вечера, но интендантская служба тянет резину. Говорят, какие-то формальности. — Формальности? — переспросил я. — У нас карт-бланш от самого Дмитрия Романова. Какие могут быть формальности? — Не могу знать, ваше сиятельство, — развёл руками Черепанов. — Там свой устав. — Что ж, тогда придётся прояснить этот вопрос лично. Проводите меня на склады, Ефим Алексеевич. Посмотрим, что там за формальности такие особенные. Складской район располагался на соседнем, более мелком плато, соединённом с основным широким, но шатким висячим мостом. Переход по нему был сродни аттракциону. Мост ощутимо покачивался под ногами, а в просветах между досками зияла бездонная пропасть, затянутая облаками. На складе царила подозрительная тишина. Никакой суеты, никаких грузчиков, перетаскивающих ящики со снарядами. — В чём дело? — спросил я у старшего по званию, сержанта. — Почему не ведётся погрузка? — Не могу знать, ваше сиятельство, — пожал тот плечами. — Ждём распоряжения от интенданта Петрушина. Мне указали на небольшое каменное здание управления складами. Войдя внутрь, я обнаружил за столом немолодого полковника с аккуратно застёгнутым мундиром и надменным, недобрым взглядом. — Граф Пестов, — представился я. А вы полковник Петрушин? Меня интересует, почему до сих пор не начата отгрузка артиллерийских снарядов для дирижаблей. Петрушин медленно поднял на меня глаза, не выражая ни малейшего почтения. — Граф Пестов, — произнёс он с холодной вежливостью. — Распоряжение о выделении боеприпасов есть. Но фонды не утверждены, накладные не подписаны соответствующими инстанциями. Ваше личное распоряжение, сколь бы весомо оно ни было, не отменяет имперский военный устав. Мы действуем строго по регламенту. В его глазах читалось глумливое удовольствие. Это был чистейшей воды саботаж, прикрытый бюрократической волокитой. Карт-бланш от Дмитрия, оказывается, не всесилен. Военный аппарат в колониях — это отдельное государство со своими законами и кланами. Митя, друг, тебе здесь предстоит большая работа. Понимал, что формально время ещё было. Снаряды лежали здесь, на складе, и за сутки их можно погрузить. Привлекать для решения этой проблемы Дмитрия, который сейчас «тушил пожар» в колонии «Ярцево», было непозволительной роскошью. Но и оставлять всё как есть — значило поощрять это мелкое вредительство. Вернувшись в свой вагон, я немедленно сел за телеграфный аппарат. Несколько шифрованных депеш ушло в центральную колонию, Леониду Гурьеву. Ответ пришёл быстрее, чем я ожидал. Лёня, используя ресурсы вокзально-театральной сети, быстро выяснил суть проблемы. Полковник Петрушин оказался двоюродным шурином генерала Воробьёва, которого по приказу Дмитрия повесили на шпиле вокзала в «Екатеринино». Выходило, это была личная месть, возведённая в абсолют бюрократическим идиотизмом. Мысль о том, чтобы бежать к Дмитрию и просить надавить, вызывала у меня внутренний протест. Я обладал достаточными ресурсами, чтобы решать такие проблемы самостоятельно. Кроме того, я понимал: когда сюда начнут съезжаться патриархи могущественных родов, этот Петрушин в мгновение ока превратится в шёлкового и услужливого чиновника. Но ждать этого момента и надеяться на авось было не в моих правилах. Решил действовать так, как подсказывал опыт жизни в двадцать первом веке: использовать информационное давление. Отправил две срочные телеграммы: одну — Смольникову в «Павловск», другую — журналисту Гиляровскому. В них я просил моих «мастеров общественного мнения» немедленно запустить слух о том, что «Величайшая охота» графа Пестова находится на грани срыва из-за саботажа некоего полковника. И попросил, если потребуется, назвать его имя. В мире, где репутация и честь рода значили порой больше жизни, такой удар мог быть смертельным. На утро четвёртого дня подготовки я сидел в своём вагоне за чашкой крепкого кофе, пытаясь сосредоточиться на сводках, присланных из «Яковлевки». Внезапно дверь распахнулась, и в помещение, словно ураган, ворвался Фердинанд. — Кирилл! Ты представляешь! — он почти выкрикнул эти слова. — Снаряды отгружают! Я посмотрел на настенные часы: было без пятнадцати восемь. — Уже? — удивился я. — Как-то они рано сегодня поднялись. — Рано? — Цеппелин фыркнул и расхохотался. — Дорогой друг, этот кичащийся своей важностью Петрушин самолично явился к нам на склад в седьмом часу утра! Он руководит отгрузкой! Полковник поставил нам не только положенное, но и сверх нормы, сказал «про запас»! Как ты этого добился? Что ты ему сказал? Я отставил кофе и медленно откинулся на спинку кресла. Внутри не было ни радости, ни торжества, лишь холодное тягостное чувство. Моя маленькая интрига сработала, причём молниеносно. Сплетня, пущенная вчера вечером, уже долетела до ушей Петрушина, вероятно, через кого-то из сослуживцев или от родственников, опасавшихся за репутацию семьи. Он испугался. Испугался общественного порицания, испугался гнева сильных мира сего, которые скоро должны прибыть. Вот она, цена победы в этой игре. Судьба империи висит на волоске, а я вынужден тратить силы и нервы на борьбу с каким-то мелким интриганом, чьи амбиции и желание напакостить оказались важнее тысяч жизней. — Я ничего ему не говорил, Фердинанд, — тихо ответил я, глядя в окно на медленно проплывающее облако. — Просто дал понять, что его имя может стать известно широкой публике, и не с самой лучшей стороны. Цеппелин на мгновение замер. — Ах вот оно что, — прошептал он. — Бюрократия — это чудовище, с которым нельзя сразиться в честном бою. — С этим чудовищем можно бороться только его же оружием, — мрачно констатировал я. — Сплетнями, намёками и страхом. Самое отвратительное, что это работает. И это печально. К пятому дню «Сегежа» превратилась в кипящий котёл. Маленькая, когда-то провинциальная колония, теперь напоминала гигантские декорации к оперетте о падении нравов. Смотреть, как ведут себя сливки имперского общества, было и смешно, и грустно, и откровенно опасно. Улицы, больше похожие на запутанные лабиринты между каменными домами с островерхими крышами, стали ареной для немых петушиных боёв. Вот по одной стороне, словно боевой клин, шествует какой-то граф, окружённый свитой из закалённых в боях вассалов и надменных магов-телохранителей. Его взгляд устремлён вперёд, подбородок высоко поднят. А по противоположной стороне, стараясь не смотреть в сторону конкурента, движется не менее пышная процессия заклятого врага — какого-нибудь князя, с родом которого идёт вражда уже не одно поколение. Они не могли продолжать идти по одной улице: один обязательно сворачивал за угол, чтобы не уронить честь, шагая рядом с противником. Порой эти процессии намеренно сталкивались на узких висячих мостах, и тогда возникали неловкие моменты. Они играли в гляделки до тех пор, пока одна из сторон с показным презрением не уступала дорогу, прижимаясь к перилам. Дуэли, пусть и до первой крови, вспыхивали по нескольку раз на дню: за косой взгляд, за неосторожно обронённое слово, за место в лучшей гостинице. Да, с жильём была настоящая катастрофа. Цены взлетели до небес, в прямом и переносном смысле. Местные жители оказались людьми предприимчивыми: в мгновение ока смекнули, что нашли золотую жилу, и сдавали свои дома, сараи и даже чердаки за баснословные суммы. Какой-нибудь покосившийся домишко с дырявой крышей мог уйти за сумму, составлявшую годовой доход от небольшой деревеньки. Всюду сновали репортёры из разных газет, пытаясь ухватить очередной скандал или пикантную подробность для утреннего выпуска. Кульминацией этого балагана стало утро пятого дня, когда я, после бессонной ночи, проведённой за окончательными расчётами, вывесил списки распределения магов по дирижаблям. Три листа, пришпиленные к доске объявлений перед моим вагоном, вызвали бурю, сравнимую разве что с внезапным штормом в воздушном секторе. Эти списки я составлял с ювелирной точностью, стараясь добиться идеального баланса на каждом дирижабле. Сильнейшие воздушники должны были обеспечивать манёвренность и защиту, маги огня — огневую мощь, маги земли — прочность корпуса. Четвёртый дирижабль, «Гордость графа», отправлялся с моей давно сформированной командой. Не прошло и часа, как перед моим вагоном выстроилась живая, громко возмущающаяся очередь из знатных особ. Они валом повалили на приём, соревнуясь в знатности, чтобы зайти в кабинет первым. — Граф Пестов, это неслыханно! — кричал патриарх, маг огня из рода Пламеневых, чьё лицо пылало ярче его собственной стихии. — Вы хотите, чтобы я летел на одном корабле с этим… с этим отродьем из рода Дубовых? Его дед разорил наше имение дважды! — Ваше сиятельство, честь не позволяет мне делить палубу с теми, кто опозорил наш род столетие назад! — вторила пожилая дама, маг воздуха, чей взгляд мог бы заморозить лаву. Я сидел за столом, сцепив руки, и слушал этот хор обиженных аристократов. Внутри всё кипело. Эти люди думали, что едут на пикник? Или что я собираюсь устроить турнир за звание самого красивого мага? Если сейчас пойду у них на поводу и начну перекраивать списки, учитывая вековые обиды, это приведёт только к одному — к развалу операции ещё до её начала. Они будут саботировать друг друга, а не драться с монстрами. Поток возмущений иссяк, а я так и не проронил ни слова. Поднялся. В вагоне сразу воцарилась полная тишина. — Господа, — сказал я спокойно. — Я понимаю ваши беспокойства, но завтра… Завтра все всё узнают. Они смотрели на меня с непониманием. Я не стал ничего объяснять. Лишь молча стоял, провожая каждого взглядом, пока толпа не покинула мой вагон. Я усвоил урок с Петрушиным. В этом мире, одержимом репутацией, самым действенным оружием был публичный позор. На следующее утро, в свежем номере местной газеты, я опубликовал списки повторно, не внеся ни одного изменения. Но с коротким предисловием: «Окончательное распределение участников операции „Гиена“. Списки утверждены и изменению не подлежат. Любой, кто считает невозможным служить империи плечом к плечу с другим её верным сыном, имеет право отказаться от участия без объяснения причин». Тихий намёк был более чем прозрачен: откажешься — и на твой род ляжет клеймо трусов и эгоистов, поставивших личные счёты выше безопасности государства. Я особо не переживал, в резерве было два десятка кандидатов, жаждавших славы и возможности проявить себя. Давление прекратилось мгновенно. Словно по мановению волшебной палочки. Ещё раз изучая списки подтвердивших своё участие, я с удовлетворением отметил, что в них значилось и имя князя Горчакова. Старый лис всё-таки решил рискнуть, предпочтя возможную смерть в бою гарантированному позору отсиживания в тылу. Небольшой кризис наступил вечером, накануне финального собрания участников «Величайшей охоты». В кабинет ворвались Цеппелин и Мирослава. Лицо Фердинанда было багровым от ярости, а Мирослава выглядела смертельно бледной. — Кирилл, ты слышал? — выпалил Цеппелин. — Трое магов-участников погибли сегодня! — Как? Где? — Они решили устроить «разминку»! — с презрением выдохнул Фердинанд. — Наняли каких-то местных охотников и на утлой посудине отправились «пострелять» к границе шестого кольца! Нарвались на виверну! Экипаж разорван, все погибли, кроме одного охотника, который и принёс эту новость. — Как они посмели? — прошептала Мирослава. — Как они посмели рисковать так глупо, когда уже через день… Кирилл, что же ты будешь делать? Завтра на собрании родственники и друзья погибших будут требовать ответа! Обвинят, что ты не обеспечил безопасность! Я медленно откинулся в кресло. Глупость. Обыкновенная, непробиваемая аристократическая глупость. — Ничего, — ответил я, глядя в пустоту. — Не буду я ничего делать. Завтра будет собрание. Там этот вопрос и решу. — Но они же… — начала Мирослава. — Они ничего не сделают, — перебил я. — Успокойтесь. Всё будет так, как я скажу. На следующее утро главный зал местной ратуши был забит до отказа. Здесь собралась вся имперская элита, приехавшая на «Величайшую охоту». Пожилые патриархи — с холодным любопытством. Молодые, но сильные отпрыски знатных родов — с вызовом и высокомерием. Все они ждали, как я буду выкручиваться из скандала с гибелью троих сорвиголов. Я прошёл на небольшое возвышение и, не дожидаясь, когда стихнут гулкие перешёптывания, начал. — Господа и дамы! Вы приехали сюда за трофеями, — сделал паузу, давая этим словам проникнуть в сознание. — Поздравляю! Первые три трофея уже доставлены. В зале воцарилась мёртвая тишина. — Правда, — ледяным голосом продолжил я, — это головы ваших товарищей. И если вы приехали сюда на пикник, на светский раут со стрельбой по летающим мишеням, то вы ошиблись дверью. Здесь война. Я обвёл зал взглядом, встречаясь глазами то с одним, то с другим аристократом. Никто не отводил глаз. — Война — это не дуэль. Это грязная, кровавая, вонючая работа. Если это не для вас… — я снова сделал драматическую паузу, — вот двери. Уходите, пока не поздно. Никто не пошевелился. Никто не встал. Знать проверяла меня на прочность, да. Но присутствующие также понимали железную логику происходящего. Если кто-то сейчас выйдет, его враги, оставшиеся в зале, используют этот поступок, чтобы уничтожить репутацию рода на поколения вперёд. Аристократы были заложниками собственного тщеславия и сословных устоев. — Операция «Величайшая охота», также известная как «Гиена», — продолжил я уже мягче, но не теряя убедительности, — сожрёт трусов и дураков без разбора. Ей всё равно, какую фамилию вы носите и сколько веков ваш род верой и правдой служит империи. Вы здесь потому, что вы — сильнейшие маги. Ценный, я бы сказал, бесценный ресурс для выживания нашего государства. Ваша сила нужна ему сейчас как никогда. Я видел, как эти слова находят отклик. Плечи некоторых расправлялись, во взглядах загорался огонь. Лесть, смешанная с суровой правдой, действовала безотказно. — Но не рассчитывайте, что враг будет глуп, — предупредил я. — То, что вы увидите в седьмом кольце, это не бездумная орда. Это армия. Нас много, и мы сильны. Но нам предстоит не прогулка, а самая сложная битва в истории колоний. Соберитесь. Настройтесь. Завтра последний день приготовлений. Послезавтра на рассвете мы уходим. Когда я закончил, в зале не было аплодисментов. Воцарилась тишина, полная уважения и, возможно, даже одобрения. Я завоевал уважение знатных родов. Они увидели не юного выскочку, а лидера, который знает, что делает. Прошлые успехи в фармацевтике, в строительстве железных дорог, освобождении «Новоархангельска» работали на меня, создавая ореол компетентности. Те, кто приехал с «большой земли», возможно, всё ещё смотрели на меня свысока, но их меньшинство. Большинство присутствующих жили в колониях, на себе ощущая пользу моих решений. Покидая зал, я заметил в толпе Ольгу Потоцкую. Она стояла в стороне, у стены, и смотрела на меня, улыбаясь. Присутствие Оли стало глотком свежего воздуха в удушающей атмосфере интриг и амбиций. Впереди были последние сутки. Завтра финальные приготовления, а рано утром — отлёт. Я сидел в гостиной своего вагона, пытаясь читать отчёт Черепанова, но буквы расплывались перед глазами. Напряжение от подготовки давило. Дверь из спальни открылись, и вышла Ольга. Она была босиком, в моей рубашке. Распущенные волосы девушки струились по плечам. — Всё ещё работаешь? — тихо спросила она, обвивая мою шею руками. — Пытаюсь, — я отложил бумаги и закрыл глаза, чувствуя её лёгкое прикосновение. — Но, кажется, безуспешно. — Тогда, может, хватит? — губы Оли коснулись моей шеи. — Хотя бы на несколько часов. Я больше не вернулся к бумагам. Провёл вечер с ней, стараясь не думать о грядущей экспедиции. Мы говорили о чём-то простом, отвлечённом. Оля рассказывала о своих наблюдениях за колонией виверн, которых начала приручать. Я рассказывал ей глупые анекдоты из прошлой жизни, заставляя смеяться. Лежал на спине, а Ольга прильнула ко мне, положив голову на грудь. Я водил пальцами по её спине, чувствуя под тонкой кожей лопатки. Дыхание девушки было ровным и спокойным. Казалось, мы оба смогли ненадолго отгородиться от всего мира, найдя утешение друг в друге. Когда я уже начал проваливаться в долгожданный сон, раздался стук. Нет, не стук — удар. Нетерпеливый, тяжёлый, требовательный. Так стучат, когда за дверью — настоящая беда. Ольга вздрогнула и прижалась ко мне сильнее. — Не ходи, — прошептала она. — Надо, — я аккуратно высвободился из её объятий, накинул на плечи халат и вышел в гостиную. Подойдя к двери, почувствовал, как в кармане халата нагрелась антимагическая пластина. Кто-то пытался оказать на меня ментальное давление? Я резко распахнул дверь. На пороге стояла Соня Романова. Но это была не та язвительная и холодная инквизиторша. Лицо девушки было бледным и полным какой-то смертельной, ледяной серьёзности. — Ты, — её голос был тихим, но каждое слово вонзалось, как отточенный клинок. — Ты обрёк меня на позор, Кирилл. Отказ Горчакова от брака сделает меня посмешищем для всей империи. Я почувствовал, как пластина в кармане уже почти раскалилась. — Вообще-то планировал спасти вас от брака с человеком, который вам противен, — спокойно ответил я. — Теперь он будет сражаться за империю. А у вас появилось время. Время найти другой выход, уладить этот вопрос с отцом или решить его по-другому. Разве не этого вы хотели, когда просили меня о помощи? — я чуть повысил голос в конце фразы. Соня горько усмехнулась. Её взгляд скользнул за мою спину, вглубь вагона. Я обернулся и увидел в дверях спальни Ольгу. Она стояла, закутавшись в простыню. Соня задержала на ней взгляд, и в глазах мелькнуло что-то неуловимое… Боль? Ревность? Затем Романова снова посмотрела на меня. Соня была заложницей собственного происхождения: я понял, что вся язвительность, всё ледяное презрение — это всего лишь щит. Щит от отчаяния. — Соня, — произнёс я мягко. — Что вы на самом деле хотите? Зачем вы пришли сюда? Девушка смотрела на меня, её грудь тяжело вздымалась. Казалось, вот-вот она взорвётся — криком или слезами. Но вместо этого Романова сделала резкий шаг вперёд. — Я пришла… — начала Соня, и её голос на мгновение сорвался, но она с силой выдохнула. — Хочу участвовать в «Величайшей охоте». Включи меня в команду одного из дирижаблей. Такого поворота я не ожидал. — Зачем это вам? — искренне удивился я. — Императорской дочери, которая и без того находится в непростой ситуации. Ведь на одном из этих кораблей будет князь Горчаков. Ваш бывший жених. Вы хотите устроить ему представление на глазах у всей империи? — Именно поэтому! — страстно прошептала она. — Чтобы все они увидели! Чтобы он увидел! Чтобы мой отец наконец понял! Я не вещь, не пешка в его политических играх! Я не буду сидеть сложа руки, пока решается моя судьба. Если я должна сражаться за своё место в этом мире, я буду сражаться. И пусть видят, что я обладаю большей храбростью и силой, чем он! Я докажу, что чего-то стою не как придаток к титулу, а сама по себе! Я покачал головой, и в глазах Сони тут же вспыхнула ярость. Желание доказать свою ценность, вырваться из клетки условностей, пусть даже ценой собственной жизни. Это было благородно. И безрассудно до умопомрачения. — Нет, Соня. Не могу этого позволить. — Почему⁈ — её голос снова сорвался на крик. — Я сильный маг! Я инквизитор! Я… — Вы — дочь Императора! — жёстко перебил девушку. — Ваша гибель на этой операции, даже если вы проявите чудеса героизма, будет использована против вашего отца, против Дмитрия, против меня. Это политический риск, на который я пойти не могу. Ваше место не на линии огня, а там, где ваши ум и воля могут принести реальную пользу. Не на поле брани, а за его пределами. Она смотрела на меня с таким немым обвинением, словно я только что вынес смертный приговор. — Я ненавижу вас, Пестов, — прошипела девушка. — Вы все одинаковы. Вы все строите свои клетки и называете их заботой или политической необходимостью. Она резко развернулась и, не сказав больше ни слова, вылетела из вагона, с силой захлопнув дверь. Через мгновение снаружи донёсся сдавленный, полный ярости крик, в котором я разобрал лишь обрывки проклятий: — Чтоб ты провалился… в своих интригах… никогда не прощу! Стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь, и чувствовал, как тяжёлый груз ложится на меня. Я был прав. Разумно, логично, политически грамотно. Но я только что оттолкнул человека, который в отчаянии просил о помощи. И превратил обиженную девушку в смертельно оскорблённого врага. От Сони Романовой, обладающей властью инквизитора и яростью униженной женщины, теперь можно ожидать чего угодно. И это «что угодно» грозило обернуться серьёзными неприятностями в самый неподходящий момент. Nota bene Книга предоставлена Цокольным этажом , где можно скачать и другие книги. Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси. У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по ссылке и 3) сделать его админом с правом на «Анонимность» . * * * Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: Хозяин антимагии #6